Вийон нырнул в воду.

– Нет! – прошептала Лита. – Нет, нет, нет!

Она мотала головой, закрыла ладонями уши, но грохот, скрип, вопли вспахивали мозг. Ринулась к фальшборту, словно намеревалась сигануть за Вийоном в пучину.

Нэй не мог так поступить. Он втянул ее во все это, влюбил в себя, он обязан ей жизнью! Он и есть ее Гармония.

Лита вспомнила, как они покидали храм Чрева Кита. Големы гребли, Нэй сидел на корме гондолы, втирая в раны фамильяра вонючую мазь. На миг их взгляды пересеклись, и Лита подумала: «Я еще долго не избавлюсь от этой жабы».

Она закричала.

– Он мертв, – сказал Юн Гай. Старик пошатывался, его потрескавшаяся кожа выделяла алую росу. К загривку прирос обессиленный манул. – Мне очень жаль.

– Ты врешь! – прошипела Лита. Вцепилась в переговорную раковину. Хитиновая трубка молчала.

– Убери свои грязные лапы!

Юн Гай уронил руку.

– Я пытался перенести его во дворец.

– Плохо пытался!

– Он велел спасать тебя. Он отдал жизнь, чтобы выжила ты.

– Я не просила!

Гай вновь попытался обнять Литу. Она увернулась:

– Прочь!

Вздохнув, старик растворился в дыму.

Лита смотрела на гибнущую эскадру. Политая кровью палуба ходила ходуном, но если бы под ногами был гранит, он бы тоже дрожал. В паутине снастей опасно качалась сломанная стеньга. Пусть бы соскользнула и пронзила Литу насквозь!

Лита выпятила грудь, умоляя о пуле, которая уняла бы боль. Она представила себя гипсовой скульптурой, пустышкой, напичканной пчелами. Множество пчел внутри – это души, ведь у тех, кто родился в Вагланде, сотни душ.

Голос мамы докатился из прошлого: