– Зачем ты рассказала ему?

Я не узнала собственный голос. Все еще в нижнем белье, замотанная в одеяло, я остановилась в дверях и встретилась с бесчувственными серыми глазами, открывшимися при звуке моих шагов. Реальность казалась вязкой и тягучей, как глина: я шла, словно во сне, и все будто происходило не со мной. Мое ледяное спокойствие явно было нездоровым, но лучше оно, чем потеря контроля. Осознание того, что я ничего не могу изменить, отзывалось тупой болью под рёбрами, а проведенное время в Дуате – болью в спине и мышцах. Я стиснула зубы, изо всех сил стараясь держаться на ногах ровно, и повторила громче:

– Это ведь ты рассказала Дарию о Морган.

Ферн села на диване, откинув за спину волнистые медовые волосы, и ухмыльнулась так безразлично, будто ее обвиняли всего-навсего в немытой посуде.

– Разве? Хм, не знаю, – ответила она. – После того как Тюльпана вывернула мой разум наизнанку, из него столько интересных историй посыпалось… А Дарий пришел таким грустным! Вот я и решила поднять ему настроение, рассказав парочку. А уж что за истории это были, теперь и не вспомнить… Может быть, я рассказала ему свою любимую? О маленькой царице ведьм…

Я подняла руку, и Ферн вжалась спиной в матрас, когда окна в зале раскрылись нараспашку. Зимняя стужа затушила в камине огонь и мигом покрыла ажурной корочкой льда кофейный столик с грязными чашками. Чары обморожения всегда действовали быстро, не нуждаясь в том, чтобы быть высказанными. Они мгновенно подморозили подоконник, а затем и лодыжки Ферн, заставив их посинеть. Та заверещала, подскакивая с дивана, и я вдруг…

Я опустила руку вниз.

Мы молча смотрели друг на друга целую минуту, пока я не поняла: мое спокойствие – это вовсе не эмоциональная опустошенность и бессилие. Это смирение.

Выражение, застывшее в тот момент на лице Ферн, не имело ничего общего с раскаянием или стыдом. То был лишь слепой страх перед тем, кто гораздо сильнее. Желание… быть наказанной. Ведь как иначе объяснить разрушение, что она стремилась посеять, даже зная, что за этим последует? А наказывая Ферн, я не хотела быть наказанной вместе с ней. Но отвечать ненавистью на ненависть – это значит наказать саму себя.

«Бог есть любовь».

– Знаешь, я все еще не оставляю попыток понять… Как девочка с мертвым сердцем смогла кого-то любить? Как ты сумела полюбить Гидеона? Коулу даже начинало казаться, будто он тоже проникся к тебе теплыми чувствами… Как хорошо, что он не видит тебя сейчас и не знает, что ты, оказывается, способна пасть еще ниже, чем до этого, – сказала я и, выдержав паузу, добавила: – И как хорошо, что я сама смогу рассказать ему об этом, когда мы с Коулом навестим его в «Этан Аллен» в следующее воскресенье.