Что же, пусть каждый снова занимается своим делом.
– Тюльпана, можно мне…
Едва я успела постучать в дверь, как та распахнулась и чуть не пробила мне лоб. Внутри спальни было темно и царил полный кавардак: зашторенные окна, сорванные с петель дверцы шкафа, прожженный балдахин и обломки сломанной мебели. Сама Тюльпана, однако, выглядела безукоризненно: переоделась в чистое платье, натянула каблуки и заколола волосы нефритовой фибулой. Черные стрелки и тени идеально сочетались с фиолетовой помадой и фарфоровой кожей, мерцающей от пудры, как жемчуг.
– Тюльпана, я…
Не дав мне договорить, она шагнула вперед и потрясла у меня перед лицом загадочным белым свертком:
– Ты свой палец вернуть не хочешь?
– А?
– Палец, говорю, будем пришивать?
Тюльпана размотала салфетку, демонстрируя мне плашку кости и короткий ноготь в знакомом розовом лаке… Ах да, это же был мой ноготь! И мой палец.
– Фу, Тюльпана! – отпрыгнула я. – Какая мерзость!
– Что значит «мерзость»?! Это же твой пальчик родненький! – воскликнула она, активно жестикулируя им в воздухе. – Бросила его в цирке прямо в грязи! Скажи спасибо, что я вспомнила и подобрала. Нет, конечно, ты можешь и четырехпалой ходить, мне-то какая разница…
Я тяжко вздохнула, стягивая с руки бинт, заботливо наложенный Коулом по приезде. Затем Тюльпана нетерпеливо взяла меня за запястье и без всяких церемоний прижала оторванный синюшный палец прямо к культе.
– Знаешь, я никогда не слышала, чтобы дар исцеления позволял пришивать отрубленные конечности… Может, не стоит? Он как-то попахивает странно… Вдруг у меня начнется сепсис?
– Не знаю. Посмотрим.
Я хотела возмутиться, но было поздно: Тюльпана произнесла «
– Ай!
И, судя по всему, неправильно.
– Ну как? – спросила Тюльпана, озадаченно оглядывая результат своего труда. – Пошевелить можешь?
Я поджала губы, пытаясь согнуть черно-синий палец, но не вышло. На стыке образовался жирный неаккуратный рубец, будто мне пришили палец ржавой сапожной иглой. Зато, кажется, я начинала чувствовать подушечку и легкое покалывание…