Вещь, которая была дорога диббуку при жизни. Исчезнувший ошейник. Тимоти Флетчер, выживший после жертвенного ритуала. Аврора, которая хотела добиться внимания и прощения Тюльпаны любой ценой…

– Ну конечно! – простонала я, зло швырнув испорченные книги в сторону. – У тебя вообще совесть есть, а?!

– Нет. Или это был риторический вопрос?

Я поднялась с абиссинского ковра и обернулась. Аврора сидела в моем любимом кресле из ротанга возле пробковой доски Коула с рабочими заметками и вальяжно потягивала сигарету через мундштук, хотя я сотню раз предупреждала ее, что курить в доме запрещено.

На ней было то самое фиолетовое платье с подкладкой и рукавами-фонариками из шифона, сквозь которые просвечивали многочисленные метки атташе. В этом платье она явилась на поле битвы… И в нем она умерла. Точнее, должна была умереть. Единственное, что изменилось с нашей встречи в лесу, – это перчатки: на руках Авроры были новые, взамен тех, что она оставила Тюльпане в качестве доказательства. Из красного атласа, эти перчатки гораздо лучше подчеркивали ее огненные волосы и безнравственность.

– Sibstitisyon сработал, – сказала я, сложив руки на груди. – Только не в тот момент, когда я поднесла к Пауку шкатулку, а когда к нему подошла ты с украденным ошейником. И заканчивать жертвоприношение не пришлось.

Вместо ответа Аврора выудила из внутреннего кармашка платья обруч из черепашьего дерева и постучала им по подлокотнику кресла. Тот был абсолютно целым, идеально сплавленным в том месте, где раскололся на две части от удара навахона. Стык на моем отрубленном пальце и то был заметнее.

– Заклятие восстановления, – догадалась я, уловив жемчужное мерцание, клубящееся вокруг ошейника, стоило только приглядеться. – А если бы осталась брешь?! Диббук мог снова вырваться на свободу…

– Но ведь не вырвался, – парировала Аврора со своей фирменной ухмылкой на ягодных губах. – Я достаточно искусна, чтобы не оставить ни трещинки даже в хрустальной вазе, упавшей с небоскреба. Хочешь – сама проверь!

Она снова раскрутила ошейник на пальцах, собираясь подбросить его мне в руки, но я протестующе замахала головой:

– Нет-нет! Я даже ногтем к этой мерзости не притронусь! Лучше объясни мне, как можно быть такой бессердечной?!

– А как можно быть такой доверчивой? Ты правда думала, что я пожертвую своей жизнью ради кого-то из вас? – Аврора положила руку на сердце и надула щеки, чтобы не расхохотаться. – Уж не ради того я выживала тысячу лет, чтобы закончить жизнь самоубийством. Это было бы очень глупо с моей стороны.