— Гонцы! — Ури ударил по бокам лошадь, и та помчалась наперерез посланникам.
Байкер настиг посыльных близ небольшой рощи, состоящей, главным образом, из диких абрикосов.
— Стойте! — проорал он. — Стойте, именем… — здесь Ури запнулся, будто собирался выкрикнуть что-нибудь настолько непристойное, что дозволено произносить лишь на байкфестах, но в следующий миг он заголосил во всю глотку:
— Стойте, именем Элохима! Именем Элохима!! Элохима!!!
Всадники затормозили лошадей. Оба были коротко пострижены, одеты в серые рубахи, на боках висели мечи. Первый посыльный, находящийся слева от Ури, имел бородку и неприятно липкий взгляд. У второго, круглолицего паренька, в силу юности подбородок покрывал девственный пушок.
Прежде чем обратится к всадникам, Ури, подъехав почти вплотную к курьерам, быстро осмотрелся. Городище было скрыто ветвями деревьев и потому дозорные возле ворот городища не могли видеть ни его, ни гонцов.
— Что за весть вы несете архиерею? — спросил байкер как можно более важным тоном.
— Дети господни, Исаак и Ревека, убили трех воинов и возлюбленную жену архиерея уммы всемогущего Элохима Авраама Шестого Праведника Сару Девятую Праведницу, — затараторил круглолицый паренек, — и бежали в сторону Восходного града, верховный послушник послал погоню, но…
Липкоглазый поднял руку, заставив замолчать юнца, и произнес вкрадчивым, полным стали голосом:
— Кто ты?
— Я воин господень, разве не заметно? — возмутился Ури и, не сдержавшись, улыбнулся.
Дочура сбежала от проклятых баггеров. Сама, без чужой помощи. Молодчина какая! Вся в батю!
— Тогда почему ты не ищешь безбожников?
— Мы их нашли, — заверил байкер, — и ведем этих мерзавцев в Богополь, а я гонец, которого послал архиерей сообщить об этом.
— Тогда почему ты без красного флажка? — липкоглазый медленно опустил руку на навершие меча.
— Впопыхах забыли выдать…
— Забыли? — пальцы липкоглазого нервно прошлись по рукояти. — Каждый воин и каждый послушник обязан иметь при себе красный флажок. Где твой флажок?
— Не забыли, потерял я его, — недовольно поправился Ури, — скакал, зацепился за ветку, не заметил, как слетел флажок, возвращаться было некогда.
— Я не помню тебя, — не унимался липкоглазый, поглаживая навершие, — ты из северной казармы?
— Да, откуда ж еще!