— Я не виноват, — наконец, прервал тишину Юл.

— Ты ни в чем не виноват, — подтвердила Хона и поцеловала мужа в щеку.

— Нет, послушай меня, — нервно, запоем произнес парень, коснувшись живота байкерши, и было непонятно, к кому он обращается: к жене, к своему будущему ребенку или, быть может, к обоим:

— В первый раз я убил в Новочеке. Но мы тогда спасали свои жизни. Мы убивали людоедов, и это было естественно. И когда с выродками сражались, это тоже было естественно. Но, когда мы сбегали, я мог бы отпустить Рова. Иеровоама. Он ведь был просто глупым. Я мог бы отпустить его, и он тут же побежал бы в Богополь. У нас осталось бы меньше времени. Фора была бы меньше. Еще тогда я подумал, что убивать его не обязательно, но не хотел рисковать. А теперь я убил Имэна. Это было совсем не обязательно. Он бы и так уступил нам. Но, если бы он остался жив, он бы строил козни. Он бы подбивал других против нас. Исподтишка подбивал бы. Он не давал бы нам строить добро из зла. Понимаешь, не давал бы. А я хочу делать добро из зла. И чтобы мне никто не мешал. Понимаешь, чтобы зло мне не мешало! Добро — это движение, а зло — это помеха ему. Понимаешь, мы должны двигаться! Идти вперед!

Хона ничего не ответила.

— Это тяжело, — продолжил Юл, — но я пойду своим путем. Мы пойдем с тобой! Потому что иначе нельзя! Это тяжело, но иначе нельзя! Иначе будет хуже для всех! Иначе придут другие и поработят нас. Богополь или кто-то еще. А они не должны править степью. Потомки нас не простят за слабость! И получится, что все, что было в прошлом, все, что было с моими предками — было зря! Понимаешь? Зря! И наша надежда на прошлое, на десять тысяч книг в подвале окажется фикцией. Фикцией! Понимаешь? А потому мы пойдем своим путем, мы не виноваты и не будем оправдываться! Понимаешь меня, Хона?

Хона вздохнула, посмотрела на мужа. Улыбнувшись, погладила его по щеке и сказала:

— Я понимаю то, что ты колдун, и я сама становлюсь колдуньей. Уже стала ею. Я ведь сегодня тебя спасла. Я понимаю, что люблю тебя и люблю свое дитя, — Хона погладила живот, — всех наших детей люблю, которые еще не родились, и внуков буду любить, которые родятся. И еще я понимаю, что вырву любому глотку за них, за тебя и за себя тоже. Вот и все, что мне нужно понимать.

— Ладно, — будто очнувшись, торопливо произнес Юл, — ты же ребенка носишь, пойдем, здесь холодно! Я разведу в камине огонь…

— Камин? Что такое камин?

— Это очень хорошая вещь, — сказал парень, — ты в нем отвар готовила.

Юные супруги поднялись.

— Хорошо, что все хорошо кончается, — тихо произнесла Хона.