Ялагай был лысоват и имел агрессивно заискивающий вид. Он не обладал должным чутьем и еще не понимал, что чаша весов склонилась на сторону младшего правнука. Главный помощник бросал злые взгляды, и губы его выводили неслышные проклятья в адрес парня.
Юл, стянув с себя кольчугу и рубаху, остался с голым торсом. Он указал себе на грудь, на тавро, которое ему поставили в Богополе во время допроса, и громко произнес:
— Посмотрите сюда! Я получил знак Божьей Четверицы на свое тело! Видите круг и две пересекающиеся внутри него черты. Черты соединены с кругом, итого четыре точки соединения. Это суть Божьей Четверицы: женский дух Анима, мужской дух Анимус, Свет и Тень. Анимус напротив Анимы, Свет напротив Тени! Круг — это символ человека, внутри которого происходит вечная борьба! А самая суть человека в точке пересечения двух черт! Таким образом, человек имеет внешнюю оболочку и внутреннюю суть.
— Это вовсе не тот знак, о котором ты говорил, — заметил староста, — это всего лишь клеймо.
— Разумеется, — ответил парень, — настоящий знак будет явлен.
— Или не будет, — губы Имэна искривились в презрительной полуулыбке.
— Или не будет, — подтвердил Юл.
— Проклят, будь ты проклят, — со страстным гневом зашептал Ялагай, — против старосты нашего идти! Будь ты проклят!
Главный помощник налил вина. До самых краев. Две женщины подошли к соперникам и бросили в кружку по крупице земли, взятой с места, где был сожжен прадед Олег.
— Что ж, Юл, сын Каена, пей первый, — сказал староста, зло сощурившись, — и смотри не захмелей с непривычки. Впрочем, ты уже опьянен гордыней!
Юл взял у Темера-старшего кружку, приложился к ней, попробовав вино на вкус, а затем выпил ровно половину и отдал ее Имэну. Староста допил вино. Люди затихли, посматривая в небо и по сторонам. Они ожидали знака, который якобы должен явить миру новый порядок. Прошла минута, за ней потянулась вторая, за ней — третья, но ничего не происходило. Вообще ничего.
Подождав еще какое-то время, староста победно улыбнулся:
— Но вот и все, Юл, сын Каена! Вот и все! Все будет по-старому, по заветам предков!
Староста засмеялся и следом за ним захихикал противным смешком помощник Ялагай.
— Проклят, будь ты проклят, сопляк! — скороговоркой произнес он.
Вдруг смех старосты оборвался надрывным кашлем. Имэн, выпучив глаза, схватился за горло, принялся раздирать его. Пошатнувшись, он сделал шаг в сторону Юла, попытался что-то сказать, но изо рта вместо слов плеснула багровая струйка. Кровь умирающего старика окропила грудь парня, самая большая капля попала точно в середину клейма. Младший правнук даже не шелохнулся, он смотрел, не мигая, в глаза старосте. Имэн, хрипя и разрывая кожу на горле, повалился на землю, несколько раз дернулся и затих. Глаза его, мгновенно остекленевшие, с незримым ужасом уставились в небо.