Светлый фон

Цератопс между тем продолжал регулярно сообщать о новых сигналах. И постепенно их северная граница сконцентрировалась как раз за пределами частокола. Вот тут, на этих бескрайних ледяных полях вдоль бывших пригородов Мегаполиса. Ну, давай, псина ищи. Что ты тут видишь?

Но сам виновник торжества покуда ограничивался беспокойными петлями, накручиваемыми по скользкому подтаявшему льду. Цератопс как будто чуял что-то, но объяснить не мог. Стоило же Клаусу нацепить кошки и сделать пару шагов прочь от коптера, машинку в ответ словно коротнуло, она принялась носиться туда-обратно как ошпаренная.

Интересно, что там у тебя в башке твердолобой творится. В отличие от покойного гексапода, придавленного в итоге случайным ледопадом, цератопс был явно существом внутренне весьма высокоразвитым. Его ку-тронные ядра несли в своей структуре нечто вроде зачатков сознания, тем сложнее было в итоге понять ту логику, по которой он действует. Клаус, по большому счёту, до сих пор так и не смог сам себе объяснить, почему цератопс оставил его тогда в живых, для простоты переложив всё на своеобразное механическое чувство благодарности.

Клаус спас цератопса из смертельной ловушки, допустим, но зачем тот с тех пор за ним таскался? По всей видимости, какие-то внутренние эджрэнки логических вентилей переключили машину в режим следования как оптимальный для выполнения поставленной некогда задачи. Вот только какой? И кем?

Ответов у Клауса не было. Да это и неважно. Здесь и сейчас, на самом краю бесконечного ледяного поля они были не важны.

Чем вообще выделялось это место на фоне всего остального белого безмолвия? Клаус с сомнением проследил взглядом тонущий в голубой туманной дымке частокол гребёнки. Отсюда, с севера, она казалась незыблемой. Ровные стальные редуты тянулись от горизонта до горизонта. Будто не было многолетних снегопадов, обрушенных башен, повального бегства всех и вся, тотального запустения. Отсюда всё выглядело так, будто Мегаполис выиграл эту войну с природой.

Кому, как не сыскарям знать, какой ценой ему это далось.

Хр-рум-м!..

Нутряной рокот, быстро переходящий в оглушительный скрежет, больно ударил по ушам. Акустический удар был такой силы, что Клаус почувствовал его буквально собственными внутренностями, когда диафрагма и перикард принялись беспомощно резонировать с частотой в пару герц.

Пытаясь восстановить сбившееся дыхание или хотя бы успокоить бунтующий желудок, Клаус безвольно согнулся пополам, краем зрения не успевая следить за эволюциями цератопса. Псина носилась к коптеру и обратно в каком-то уже совершенно бешеном темпе. От этого мелькания желудок Клауса окончательно вывернуло наизнанку, он едва успел сорвать маску респиратора, с удивлением наблюдая, как остатки утренней галеты смешно подпрыгивают на льду.