Она слышала и звон воды, и обещание, в которое хотелось верить и столь же страшно было поверить, ибо разочарования она не перенесет.

– Не знаю, как тебе, а мне бабушка рассказывала сказки о живой воде, о той, которая мертвого, может, и не оживит…

Вспоминать о мертвом не хотелось. Вода лежала в ладонях клубком живого серебра.

– А исцелить исцелит. Сил придаст. Дар пробудит.

Стоило коснуться этого серебра губами, и стало холодно.

А после жарко.

Снова холодно. И, кажется, Калерия засмеялась, закружилась по поляне, подняла руки, пытаясь ухватить солнечный свет, наполняясь им и миром.

Это было…

Было.

Наверное, когда-нибудь заканчивается все. Дурное ли, хорошее ли.

Боль.

И страх.

Счастье, которое будто краденое, а потому страшно даже подумать, что однажды и оно иссякнет. Когда-нибудь потом, в будущем, в том мире, который остался где-то по-за порогом Предвечного леса. И шепчут дерева, что если Святослав останется, то будет счастлив вечно.

Каждую минуту.

Каждую секунду. До самого конца времен.

Только это ложь. Люди так не умеют, а если и выйдет, то счастье тогда не настоящее. Дерева смеются, и сам этот лес, и смех его причиняет боль, но Святослав терпит.

– Он к тебе приглядывается, – его дива смотрит серьезно. А потом подносит к губам ладони, в которых серебрится вода. Она тоже неправильная, как само это место, но Святослав пьет.

От первого глотка перехватывает дыхание.

Второй останавливает сердце.