От окна сквозило, пусть его и старательно заклеили, для надежности запихавши меж рамами пухлую белую вату. А вату посыпали битым стеклом от новогодних игрушек. И та серебрилась, переливалась, радовала. Напоминала, что скоро Новый год.

Святослав с трудом сдержал улыбку.

– Отпускает понемногу, – признался он, и все-таки не сдержал. – Астра говорит, что это пройдет… со временем…

И его неестественное желание улыбаться всем и всему, и эта вот странная, будто хмельная радость, потому как, если разобраться, радоваться совершенно нечему.

Операцию они провалили.

Ценную нежить упустили.

Получили пару трупов и слухи, что стремительно расползались по городу, обрастая вовсе уж невероятными подробностями. А ему, вместо того, чтобы думать, как разгрести последствия, хочется сидеть на кровати и мотать ногами.

Какао пить вот.

И глядеть на искрящееся стекло.

– Это хорошо, это замечательно, – Казимир Витольдович издал тяжкий вздох и галстук поправил, а значит, беседа пойдет неприятная. – Тут… отчет я составил, только подпишешь.

Святослав кивнул с немалою радостью, на сей раз, правда, она имела свою причину: отчетов писать он не любил, да и никогда-то не получалось написать их с первого раза правильно. Вот у Казимира Витольдовича опыт имеется.

– Для всех… имел место неизвестный ритуал…

Неизвестный.

Листик-то потерялся. Святослав сам позаботился о том, чтобы треклятый листик потерялся.

– …который привел к… – Казимир Витольдович махнул рукой. – К состоянию массовой галлюцинации или измененного сознания… возможно, под влиянием нежити. Нежить ведь способна влиять на разум.

Еще как.

И Святослав кивнул, удерживая возражения. И смех. Снова смех. Из-за этого вот смеха его и заперли в госпитале, что правильно, поскольку безумный менталист куда опаснее просто безумного мага. Как ни странно, Святослав прекрасно понимал, что происходит, но… понимание одно, а с эмоциями справиться не выходило.

Он старался.

Честно.

– И то… что вы… в подобном состоянии… лишь подтверждает правоту и логичность выводов.