– Хорошо, сделаем так. Тогда нужно с собой взять только самое необходимое.
– Да. И свои гайки не забудь, – улыбнулся Гоша. – Ну так, на всякий пожарный.
Эриха пришлось уговаривать дольше, чем Игорь рассчитывал. Немец упирался и говорил, что помочь товарищам в беде – его долг как ученого и человека. Чесноков и Фомин наперебой уверяли, что он никому ничего не должен, кроме как донести результаты своего опыта до человечества. Когда на чаше весов оказались научные знания и человеколюбие, Эрих немного поколебался, но все же со скрипом сказал, что лучше пойдет выручать человека, а посрамить начальника лаборатории Шнайдера еще успеет. После этих слов Игорь взял его за локоть и серьезным тоном, не терпящим возражений, сказал, чтобы Эрих улетал домой. Сказал, что без него им будет проще сосредоточиться на спасении Семена. Что без него они пойдут быстрее.
Фишер не обиделся. Он вздохнул, потом понимающе кивнул, получил от Фомина «этак» и принялся укладывать вещи в «калошу».
– Ты же понимаешь, что его возвращение – тоже не стопроцентный факт? – спросил Гоша у Игоря.
– Понимаю, – ответил Игорь, наблюдая за немцем. – Но с нами у него еще меньше шансов выжить.
Прежде чем покинуть лагерь, Чесноков настоял на том, чтобы Игорь закопал куртку отца. Раз взять на память не получится из-за ее ветхости, то нужно хотя бы так проститься.
Копать глубокую яму времени не было. Игорь нашел за домиком охраны небольшую ямку, осторожно отнес куртку туда. С каждым шагом в голове пролетали те призрачные, почти что стершиеся образы, которые он всегда ассоциировал с отцом. Как тот, большой и сильный, подкидывает Игоря к небу. Как, остроумный и внимательный, ведет Игоря через дорогу, держа за руку. Как, интересный и веселый, играет с Игорем в машинки. Вот его улыбка, взгляд, тепло, запах… Все это могло бы уложиться в небольшой спичечный коробок. В маленький спичечный коробок детского счастья.
Наверное, хорошо, что Игорь не увидел изуродованные останки отца, – он навсегда останется в памяти именно тем, из детства. Пусть так, пусть только куртка…
Игорь опустился на колено и положил куртку на дно ямки. Провел пальцами по ткани, прощаясь.
Пальцы наткнулись на сквозные дырки на груди, незаметные и маленькие. Фомин нахмурился, пригляделся. Почувствовал, как встал комок в горле.
Отец умер не от остановки сердца. Его сердце прострелили тремя пулями, точно и кучно. Очень профессионально.
* * *
Гайка пролетела между телеграфным столбом и оторванной мотоциклетной коляской с одним колесом, с шелестом скрылась в траве.