– Я захотел, чтобы часы остановились.

Это было счастливое мгновение. Завершенное и правильное.

И время лежало у Атреса в ладони.

Даже теперь хотелось остаться навсегда.

Эрика это понимала.

Ее смех – веселый и ломкий – подхватил ветер, понес вверх, чтобы сохранить. Повторить через минуту:

– Я не знаю, что вам сказать на это, Алан. Верите? Я совсем не знаю. Вы должны отказаться от всего этого, от своего идеального времени, и мне надо найти слова, чтобы убедить вас, но их нет. Их нет, ни одного, и я тоже хочу остановить время.

– Я знаю, – он открыл часы. Стрелки светились спиритом, и тиканье часового механизма вплеталось в мир вокруг, пронизывало его, как звук пульса. Завершало. – Я откажусь сам.

Эрика смотрела туда, где нити текли в его тело, проникали в грудь:

– Уже слишком поздно. Если вы откажетесь, вы умрете. Ваши часы проросли в вас слишком глубоко. Время вышло.

– Да, – согласился он.

Он не чувствовал ни удивления, ни потрясения. Наверное, с самого начала был к этому готов. Разве что было немного жаль.

Эрика посмотрела ему в глаза и предложила:

– Останьтесь со мной. Останьтесь в сердце Земли. Я сохраню вас.

Она предлагала искренне. Хотела спасти его, раз уж не смогла спасти своего отца.

Она была красива в тот момент, очень красива и очень женственна. Атрес почти любил ее.

И он не мог ответить ей «да».

Наверное, он проиграл. Он держался за крошечный шанс до последнего, и этого оказалось недостаточно.

Но, может быть, в этом и заключался смысл: что никакие надежды, никакие усилия не гарантировали успех. Что мир вмещал в себя намного больше, и что со всеми поражениями и победами он двигался дальше.

Шел вперед, как идут время и часы.