Многие вещи, которые он делал, можно было бы использовать как медиаторы, соединить их с простейшими схемами – такие разработки стоили недешево и вполне могли приносить неплохие деньги. Кейн предлагала свою помощь несколько раз, но Джек всегда отказывался.

«Ты не для того мне нужна, птичка. На жизнь я себе как-нибудь и сам заработаю».

Фактически Кейн вот уже больше шести месяцев жила у него, даже не помнила, когда последний раз возвращалась в свою квартиру. Все началось с мелочей: Джек прятал ее вещи – шарф, зонтик, одну из перчаток – в надежде, что Кейн за ними вернется, и она возвращалась, радуясь, что был предлог зайти. Они с Джеком разговаривали: поначалу неловко, непривычно, спотыкаясь об нормальность таких разговоров. Было странно сидеть рядом и понимать, что опасность, необходимость спешить и выживать остались под Грандвейв.

«Как прошел ваш день?»

«Я суп сварил. Будешь?»

«Знаете, иногда проверка контрольных работ меня убивает».

«Суки на рынке запчастей опять подняли цену на пружинные трансформаторы».

А потом как-то естественно и незаметно они перешли на «ты».

«Я никогда не была там. Сходишь со мной?»

«Эти идиотские толпы меня убивают».

Они на многие вещи смотрели по-разному. Они на главные вещи смотрели схоже.

И именно вот эта нормальность, обыденность и делала Кейн по-настоящему счастливой. Именно эта нормальность и привела ее, в конце концов, в квартиру Джека жить. Спать на старой продавленной кровати, слишком тесной для двоих, и все равно почему-то очень удобной, вставать на полчаса раньше, чтобы успеть в Университет, растирать Джеку мышцы руки, которые сводило к вечеру, помогать снять и надеть протез. Он стеснялся, злился, спорил, но в конечном итоге все равно уступал.

Ему нравилось казаться грубее, чем он был на самом деле.

Кейн нравилось быть для него женственной, и нравилось просто быть рядом.

Нравилось даже молчать вместе.

Ее одежда висела в его шкафу, обогревающую схему в его комнате Кейн регулярно обновляла, пока Джек не видел, хотя медиатор давно износился, и нужно было просто купить новый.

Ей нравились даже скрипучие деревянные полы, очень старательно, с истинно мужской основательностью покрашенные в ужасный рыжий цвет.

Ей нравился старый стол. Поцарапанная столешница, вечно захламленная всякой всячиной, поверх которой Кейн раскладывала свои университетские лекции или проверочные работы.

Раньше ей всегда казалось, что уживаться с другим человеком, подстраиваться под чужие привычки было бы невыносимо, но с Джеком оказалось удивительно легко. Ему было плевать, сколько полок в шкафу она заняла, а ей оказалось не сложно не трогать его инструменты и не перекладывать детали.