Раз в неделю жрецы с песнопениями спускались по винтовой лестнице, неся барана или теленка, украшенного цветочной гирляндой. Но в подземелье входила только главная жрица. Последнюю из жриц звали Хогга, и она была совсем юной. Она умела говорить с драконом. Эти существа не могут разговаривать в вашем смысле этого слова – но думают они очень громко, и жрица слышала его мысли и отвечала ему. Девушка не боялась зверя: она выросла, играя у него на спине так же, как до нее росли и ее мать, и бабушка. Когда Хогге исполнилось шестнадцать, она объявила служителям храма, что ночью, когда она вопрошала дракона о будущем, божество внезапно обратилось в прекрасного юношу, и теперь ей предстоит стать матерью. Ей, разумеется, поверили – девушка жила при храме на вершине горы, никогда не спускалась в город и не встречала мужчин. Хотя был там один молодой жрец… Как бы то ни было, но и сама Хогга, и ее мать считались дочерями дракона. В положенный срок она родила девочку, и чаще проводила дни в пещере, чем на поверхности земли.

По большим праздникам, а в городе их было семь, жрецы приносили в жертву не овцу, а человека. Дракон ненавидел эти праздники – он был старым и мучился страшными коликами после жесткого мяса тощих рабов. Хогга трижды передавала жрецам желание дракона отменить обычай травить его негодной пищей, и трижды они отказывали ему, ссылаясь на волю высших богов. Не станет человеческих жертвоприношений – ослабеет страх перед драконом, а с ним и почтение к его воле. Уже несколько поколений жрецы твердой рукой правили городом от имени дракона, и знание, что страшный жребий может выпасть не только рабу, но любому, кто ослушается приказов божества, было залогом покорности горожан.

Однажды, когда дочь Хогги играла, забираясь по хвосту на спину дракона и скатываясь, как с горки, с его боков, ящер обнюхал ее и сказал: «Она – человек, а пахнет вкусно, как молодая овца… Что ты дрожишь, жрица – я не собираюсь есть твою дочь. После твоей смерти она будет кормить меня, и говорить со мной. Но передай, чтобы на следующий праздник мне прислали не старого раба, а девочку. Лучше двух – они слишком маленькие». Хогга часто закивала головой, она не могла говорить от ужаса и поскорее увела дочь из пещеры. Больше она не позволяла дочке спускаться в подземелье, хотя та плакала и очень скучала по своему другу – каждый, кто покоряется голосу дракона, становится как бы его частью. Жрица давно уже была наполовину женщиной, наполовину ящером.

– Ты рассказываешь легенду? Откуда ты знаешь, что ей сказал дракон, если они говорят мыслями? – перебил Эрвина Балтазар.