– Значит, и ты тоже…

– Да-а-а-а-а! Отымеем этих варваров в зад, – раздался неровный голос человека, который еле стоял на ногах, отчаянно пытаясь в дрожащей руке удержать бутыль самогона, – вот я, – из груди его вырвалось громкое икание, затем горожанин продолжил, – я служил! Суну этим… выродкам по самые… – он оглушительно отрыгнул, затем, не могши держать в себе лишнее, сблевал себе же на колени.

Пьяница стоял у арки, ведущей в жилой квартал, до этого он опустошал бутылку у одежной лавки, но его быстро выперли со ступеней за «распугивание клиентов». Вдруг он всмотрелся в лицо Глоддрика, его глаза загорелись огнем безумия, рот раскрылся, точно у одержимого:

– Ты! – выпучив глаза, сказал он, после чего его лицо снова приобрело засыпающий вид, а сам он, пошатываясь, неуклюже двинулся в сторону Глоддрика, – ты ж Страж… – он снова приложился губами к бутыли, рыгнул и швырнул бутыль в каменную стену, отчего та разлетелась на осколки, – вот какого рож… рожн…. какого вы сидите на своих гузнах… равшары убивают наших… а вы-ы-ы-ы… трусы никчемные… отсиживаетесь… – он харкнул вязкой слюной, смешанной с блевотиной, на землю, и продолжил, – мою жену, сына… убили эти уроды… я отмщу без вашей помощи, ссаные…

– Подождите, не горячитесь, уважаемый… – начал было Ревиан, но Глоддрик отпихнул его за свою спину.

– Помолчи, Ревиан, – сказал он, смотря в пляшущие глаза пьянчуги, – я разберусь.

– Так-то бля-я-я-я-ядь! Слушай старших, пока можешь… – заплетающимся языком сказал он, – придет время, и о тебе никто… не позаботится… кто позаботился о моих родных? Сука…

– Остынь, мужик, ты пьян и можешь натворить всякого, о чем будешь жалеть в будущем, может, всю жизнь, – Глоддрик подошел к нему вплотную, – я сожалею о твоей утрате. Не знаю, утешит ли тебя это, но среди Стражей трусов нет. Мы не уклоняемся от долга перед отечеством и не изменим ему теперь. Я уже записан в ряды военнообязанных. Вскоре я уйду на фронт.

Пьяница осекся, затем начал глядеть на Глоддрика с нескрываемым уважением.

– Прости, я… не подумал… сложно думать… в бошке гудит… гребаное пойло…

– Я понимаю, – сказал Глоддрик, – мастер говорит, когда мы пьяны, нашими устами говорят иные сущности, пока настоящие мы спим крепким сном. В душе ты нормальный мужик, который столкнулся с тем, что не каждый переживет. Я отомщу за твою семью.

Пьяница пошатнулся, подался вперед, но Глоддрик его подхватил. Мужик обвил юношу своей рукой и вскричал дребехжащим тоном:

– Вот бы стране таких, – снова икота, – героев! Пойдем… накатим за Союз…

– Тебе уже хватит, – улыбнулся Глоддрик, аккуратно усаживая его спиной к стене, – мы с братом пойдем, а ты отходи от хмели. Был рад знакомству.