Поодаль расположился импровизированный госпиталь. Там было не так много народу, как казалось, должно было быть. Просто легкораненые предпочитали после перевязки уйти, чтобы заняться своими делами, либо оказать посильную помощь уцелевшим, а получившие серьёзные повреждения, чаще всего быстро пополняли число уложенных в ряд неподвижных тел. И всё же там оставались человек пятнадцать живых, но неспособных двигаться.

Среди них самым «лёгким» был Луций, получивший растяжение на обеих ногах, а самым «тяжёлым», атаман лже-Золас, у которого базальтовым обломком было снесено полчерепа.

Общее мнение было таково, что атаман долго не протянет, но он цеплялся за жизнь, то впадая в беспамятство, то вдруг «оживая». Во время таких прояснений он начинал вполне связно болтать в своей обычной многословной манере, узнавал окружающих и вёл себя разумно, несмотря на то, что его мозги лежали на подушке рядом с открытым черепом. Вокруг атамана стояло несколько человек своих и чужих, в то время как вокруг Луция порхала и щебетала словно птичка, только одна Лиса.

Луций, помимо растяжения, получил ещё и лёгкую контузию, от чего у него шумело и мутилось в голове. Это было не опасно, но мысли у парня путались, и он с недоумением поглядывал то на Лису, то на Лесу, вероятно, думая – не двоится ли у него в глазах?

Рарок тоже поглядывал на Лесу, хоть стоял у изголовья атамана, слушая его россказни. После фортеля Лесы с пистолетом и внезапной гибели Глума, он ей не доверял. Впрочем, девушка вела себя спокойно, хоть и ясно, что это было спокойствие человека в состоянии сильного шока. Она сидела возле мёртвого Глума и глядела в его счастливое лицо, иногда переводя взгляд на лежащую неподалёку Лучницу – первого человека, которого ей довелось убить собственной рукой.

– Позовите… принцессу… – вдруг попросил лже-Золас, скашивая при этом глаза, чтобы увидеть девушку, поскольку головой двигать он не мог.

Рарок с сомнением посмотрел на Лесу, но та услышала, накрыла лицо Глума платком и подошла к атаману, встав так, чтобы он мог её видеть. Некоторое время они смотрели друг на друга, молча, потом лже-Золас заговорил.

– Прошло немало лет с тех пор, как я потерпел поражение в последний раз, и вот это снова случилось. Но вот что забавно – меня опять сразила женщина! Это какой-то фатум, господа вольные артельщики или как вы там будете себя теперь называть? Не знаю, захотите ли вы меня слушать, но я расскажу, как это было в прошлый раз.

В те годы я был молод и силён, но уже познал сладость порока. Сначала, правда, пытался жить по законам рыцарства, но в Торговом городе это было не более разумно, чем попробовать заглушить смрад выгребной ямы, кидая туда лепестки роз. Тогда я решил, что вся эта рыцарская чушь хороша только для баллад и стал наёмником. Я, названный сын курфюрста, наёмник! Я даже имя сменил, чтобы дома не узнали. Добро бы ещё пошёл на службу к Лоргину, как это сделал Зигмунд – законный сын моих приёмных родителей, но я не хотел его протекции, хотел всего достичь сам!