– Можно я возьму его на колени? – прошептала Миранда Джеане. Словно до сих пор никто ничего не говорил.

Родриго беспомощно сделал еще шаг вперед.

– Вы ничем не можете ему повредить, госпожа. – Голос Джеаны звучал так мягко, он никогда не слышал у нее такого голоса. – Конечно, можно. – Она поколебалась, потом повторила: – Ему не больно.

Она собралась подняться с колен.

– Джеана, подожди, – раздался за их спинами другой голос. Женский голос. Родриго обернулся, очень медленно. – Твой отец хочет осмотреть мальчика, – сказала Элиана бет Данил.

В Аль-Рассане, в Эсперанье, Фериересе, Карше, Батиаре – даже, позднее, в далеких восточных землях ашаритов – то, что произошло той ночью в горящей деревне возле Фезаны, стало легендой, которую рассказывали в среде лекарей, при дворах правителей, в военных отрядах, университетах, тавернах, храмах так часто, что она приобрела магическую, сверхъестественную ауру.

Конечно, на самом деле в этом не было ничего сверхъестественного. То, что сделал Исхак бен Йонаннон, слепой, при свете белой луны, звезд и факелов, принесенных для тех, кто ему помогал, было сделано так же аккуратно и тщательно, как и то, что он сделал пять лет назад в Картаде, когда помог родиться последнему сыну Альмалика Первого, и было таким же чудом.

И даже бо́льшим чудом. Незрячий, способный общаться только через жену, которая понимала каждый произнесенный им неясный слог; впервые взявший в руки хирургические инструменты с тех пор, как его ослепили; действуя на ощупь, по памяти и инстинктивно, бен Йонаннон провел операцию, на возможность которой только намекал Галинус.

Он вырезал отверстие в черепе Диего Бельмонте вокруг того места, где удар мувардийца раскроил голову мальчика, и вынул осколок кости, впившейся в пугающе обнаженный мозг под снятой кожей и открытым черепом. Тот осколок, который должен был убить сына Родриго еще до того, как голубая луна присоединилась бы к белой на небосводе.

В трактатах Галинуса это называлось трепанацией. Джеана о ней знала, как, по-видимому, и Бернар д’Иньиго, лекарь джадитов, который им ассистировал. И еще они оба знали, что ее никто и никогда не делал.

Джеана все время думала о том, что сама даже не попыталась бы этого сделать. Ей бы в голову не пришло попробовать, счесть это возможным. С благоговением, все время борясь с желанием расплакаться, она смотрела, как твердые, уверенные руки отца ощупывают края раны, обводят ее, потом берут маленькую пилу и лекарское долото и вырезают отверстие в голове Диего Бельмонте.

Он отдавал им распоряжения, когда нуждался в их помощи. Ее мать, стоя над ними, под факелом, который держал сам король Вальедо, переводила его слова. Джеана или Бернар выполняли приказ – подавали скальпель, пилу, зажим, промокали сильно текущую кровь там, где Исхак отвел назад кожу на голове мальчика. Диего держали в сидячем положении, чтобы кровь стекала мимо раны.