Гьялар завёл мотор, драккар развернулся и скрылся во мраке.

Я повернулся к друзьям. Мне почему-то казалось, что сейчас им не помешала бы ещё одна зажигательная речь в духе: «Мы все – пустые чашки, и мы одна семья! И мы победим!»

– Ну что, – сказал я. – От целой армии гномов мы уже удирали, с чудовищной белкой дело имели, трёх сестриц-великанш прикончили, пару говорящих козлов зарубили… Что нам после всего этого Волк Фенрир!

– Каюк, – хором ответили Самира и Блитцен.

А Хэртстоун показал двумя руками «ОК», скрестил запястья, а потом резко развёл пальцы – на языке жестов это означает «ужасно».

– Тоже верно. – Я снял кулон с цепочки, и он снова стал мечом. В мерцании клинка вереск стал выглядеть ещё более бледным и зловещим. – Джек, ты готов?

– Чувак, – сказал он, – я-то с самой наковальни готов, но сдаётся мне, мы прёмся прямиком в ловушку.

– Так, поднимите руки, у кого другое мнение? – обратился я к друзьям.

Никто не поднял.

– Вот и здорово, – сказал Джек. – Раз уж вы всё понимаете, что вам вполне светит погибнуть в мучениях и дать начало Рагнарёку, я в деле. Вперёд!

Глава 62. Серенький волчок

Глава 62. Серенький волчок

Я ПОМНЮ, КАК ВПЕРВЫЕ УВИДЕЛ Плимутский камень[90].

Я тогда подумал: «Что, вот этот булыжник – он и есть?»

Та же история была с Колоколом Свободы в Филадельфии[91] или небоскрёбом Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке – вблизи эти достопримечательности оказывались куда меньше, чем я их себе представлял. Было бы из-за чего шум поднимать.

Примерно то же самое я почувствовал, впервые увидев Фенрира-Волка.

Я столько всяких ужасов о нём наслушался: сами боги боялись подойти и накормить его; он рвал даже самые крепкие цепи; он откусил руку Тюру; когда настанет Рагнарёк, он проглотит солнце; ему предстоит сожрать Одина за один укус. После всех этих рассказов мне представлялся волк размером больше Кинг-Конга, огнедышащий, с рентгеном в глазах и лазерами в ноздрях.

Мы стояли на гребне возвышенности, окружающей остров, и смотрели вниз, в долину, где спокойно сидел Фенрир. Он был крупнее лабрадора-ретривера, но определённо меньше меня. Лапы у него были длинные и сильные, созданные для бега. В неопрятной серой шерсти попадались седые пряди. Нет, милым его, конечно, язык не повернулся бы назвать – мешали мерцающие в темноте белые клыки и россыпи костей перед ним, – но это был красивый зверь.

Я надеялся, что Волк будет лежать на боку, связанный от пасти до хвоста и накрепко приделанный к месту при помощи гвоздей, скреп, скотча и суперклея. Но оказалось, что золотистая Глейпнир сковывает его движения не больше, чем железные кандалы, которые надевают на преступников при транспортировке. Мерцающая бечева свободно опутывала четыре скакательных сустава волка, позволяя ему ковылять по долине. Один её конец, по-видимому, раньше был обмотан вокруг его пасти, но теперь свободно болтался, свесившись на грудь. Похоже, путы даже не были привязаны к чему-то. Не знаю, что не давало Фенриру сбежать с острова – если только там не было установлено что-то вроде невидимого заграждения для собак[92].