И подивиться тому, какими яркими они оттуда выглядят.
Тому, что он никогда не видел их такими.
Фирлес выдохнул.
И тихо произнес:
– Сейчас подойду.
* * *
Двумя годами ранее
Двумя годами ранее
Фирлес и Вишез сидели в тюремной камере. Они все еще не протрезвели с прошлой ночи – обычная для них ситуация в последнее время. Их одежда была заляпана кровью. Чужой. Они довольно неплохо отделали этих жалких недогангстеров в переулке за ночным клубом. Тех, что в черных костюмах с красной отделкой на лацканах. Ни один из них не помнил, с чего все началось. Зато оба помнили, чем все закончилось.
Фирлес и Вишез сидели в тюремной камере. Они все еще не протрезвели с прошлой ночи – обычная для них ситуация в последнее время. Их одежда была заляпана кровью. Чужой. Они довольно неплохо отделали этих жалких недогангстеров в переулке за ночным клубом. Тех, что в черных костюмах с красной отделкой на лацканах. Ни один из них не помнил, с чего все началось. Зато оба помнили, чем все закончилось.
Фирлес зевнул.
Фирлес зевнул.
– Как ты думаешь, здесь нормальный завтрак? Я умираю с голоду.
– Как ты думаешь, здесь нормальный завтрак? Я умираю с голоду.
Вишез уставился на него пустым взглядом. В выражении его лица смешались недосып и сарказм.
Вишез уставился на него пустым взглядом. В выражении его лица смешались недосып и сарказм.
– В тюрьме-то? О да! Шведский стол: омлеты, нарезки. Все высшего качества.
– В тюрьме-то? О да! Шведский стол: омлеты, нарезки. Все высшего качества.
Фирлес вскинулся.
Фирлес вскинулся.