– Но, государь-надежа...

– Не перебивай царя, Чика! Знаю, о чем говорю. Опасность не шутейная, но волхв зря говорить не будет.

– Да что, батька, волхв, – не унимался безутешный атаман.

– Ты думаешь, что говоришь?! – прикрикнул на него Пугачев. – Кабы не волхвы, ты бы по сей день в колодках парился да под кнут спину подставлял. Так что исполняй, как я велю. Все, прощевай, пора отправляться. Старшим тебя оставляю, но с тебя же потом и спрошу. Так что попусту не лютуй и жди от меня вестей.

По рядам «царской свиты» прокатился тихий шепоток:

«Волхвы идут!» Седобородая троица шествовала мимо строя, как бы принимая парад, шествовала, постукивая своими длинными клюками, не обращая, кажется, никакого внимания на яркое восточное великолепие готового к маршу отряда. Я уже знал, что все, связанное с волхвами, окружено здесь ореолом безмерного почитания, и потому был момент, которого я никак не мог понять. Путь, насколько я себе представлял, им лежал не близкий. Но никому из пугачевцев не приходила в голову мысль предложить своим высоким гостям ежели не коней, то хотя бы телегу. Волхвы шли мимо строя, глядя вдаль, словно окружающая их действительность была миражем, легкой, ничего не значащей дымкой. Внезапно самый старший, тот, что разговаривал с Пугачевым, остановился напротив меня и, взглянув невероятно, непередаваемо синими глазами шестнадцатилетнего юноши, произнес:

– Чужу живу взяв, самому живе не быть. Вовек скитаться тебе, а свою не найти. – Едва старец умолк, вокруг меня зазвенели серебристым малиновым звоном сотни маленьких колокольчиков. Этот звон я уже когда-то слышал в бреду на яхте герцогини Кингстон. Так звенели колокольцы на цепи с талисманом, в котором была заключена душа лорда Дорвича, уносимая магом в толщу скалы. – А ты, – расслышал я сквозь звон, волхв обернулся к Лису, – твоя доля...

Больше я не слышал ни слова. Я видел, как движутся губы старца, как меняется выражение лица моего напарника, но ни слова, ни ползвука не доносилось до моего слуха.

Волхв умолк, хотя мне и странно утверждать подобное, повернулся и зашагал в степь. Спутники его последовали вслед за ним все с тем же отрешенным выражением на лицах. Весь отряд пугачевской свиты с почтительным молчанием глядел вслед удаляющимся каликам перехожим. Они шли, постепенно уменьшаясь, и наконец исчезли. Но я готов был биться об заклад, что они именно исчезли, а не скрылись за горизонтом.

– Ну что замерли, как неживые! – стряхивая оцепенение, рявкнул Пугачев, поднимаясь в стременах и указывая рукой с перначом на запад. – Понеслась душа в рай. Поехали! Песельники, запевай!