– Пошли девки да покупаться, – загремели песельники.

Гоп, гоп, гоп! – подхватили остальные, и почетный эскорт двинулся в путь.

Ночью мы стояли в степи. Я дремал, положив седло под голову, укрывшись попоной, и сквозь сон слышал, как близ мерцающих костров что-то заунывно тянули цыгане.

– Вальдар, – потряс меня за плечо Лис. – Вставай, пора.

– Куда? Зачем? – непонимающе возмутился я. – Ночь на дворе.

– Ты шо, капитан, умом подвинулся?! А бабусю проведать? Или ты хочешь, чтоб твоя зазноба вместе с ней за Урал-камень откочевала? Давай просыпайся!

– Да. – Я подскочил. – Сейчас, только Редферна разбужу.

– Слышь, ты, эксплуататор трудового казачества, на кой ляд он тебе там сдался? Пусть спит. Он с этаким хозяином еще днем намаяться успеет. Седлай коня, поехали.

Мы выехали минут через десять. А вот сколько ехали, я толком даже не смог разобрать. Как говорится, ехали они себе долго ли, коротко ли, а вдруг глядь: стоит средь моря ковыльного, средь горечи полынной избушка на курьих ножках. С банькой. Стоят себе, с ноги на ногу переминаются. Понятное дело, столько верст без обувки протопать, какие же ноги столько выдержат, намозолились, бедные. Соскочил с коня добрый молодец атаман Лис да и крикнул во всю богатырскую моченьку:

– Эй, бабуля-джан, встречай дорогих гостей! Да командуй своей избой, а то она битый час будет разбираться, где тут ближайший лес.

Заслышав появление моего напарника, лапчатый дуэт начал резво поворачиваться в сторону Лиса своими входными отверстиями.

– Батюшки-светы! – Баба-яга в цветастом платке, наверняка недавно подаренном моим заботливым другом, всплеснула руками, встречая нас в дверях. – И добрый молодец Лис, и добрый молодец Воледар здесь. Заходите, голуби мои яхонтовые, уж и заждались вас. Мы с Аленушкой все глаза проглядели, уж и пирожков вам испекли, и щей наварили. Заходите, родимые.

Мы соскочили из седел прямо в избушку, не пользуясь грубо сколоченным деревянным трапом, служившим для соединения жилища с бренной землей в часы стоянки. Та, кого Баба-яга ласково называла Аленушкой, ждала нас с ароматным поджаристым пирогом на чистом белом полотенце. Отвесив поклон, она протянула нам пирог.

– Добро пожаловать гости дорогие, – произнесла Эдан Фиц-Урс на чистейшем английском. Я смотрел на свою старую знакомую и никак не мог надивиться произошедшей перемене. Дело было не в том, что английская аристократка одета в костюм русской красавицы. Нет, и длинный, до земли, сарафан, и шитый жемчугом кокошник очень были ей к лицу, невзирая на неславянские черты этого самого лица, но было в девушке что-то совершенно новое, какое-то ощущение покоя, исходившее от нее, неведомая доселе глубина, появившаяся в серых, но уже не туманных глазах.