— Откуда ты здесь, Ульрих? — не имея сил скрыть радость, спросил я.

— Ко мне прибежал Ансельм. Парень твердил, что Ропша не тот, за кого себя выдает, что он вовсе не болен и сейчас намеревается убить вас. — Тевтонец мощным рывком взвалил тело мертвого повольника на плечи. — Да, вот еще, не ждите его, он под замком. Стражу у дверей я тоже поменял. Не пытайтесь бежать. Уповайте на милость Господню, я же сделаю все, чтобы помочь вам выбраться отсюда. А пока прощайте! — При этих словах фон Нагель повернулся и, склоняясь под тяжелой ношей, направился к выходу.

— Немец, — глубокомысленно изрек Лис, слушая удаляющиеся шаги нашего боевого товарища. — Типичный немец. Тотемный зверь его — рейсовый автобус. Хорошо, если пассажиров устраивает его расписание и места остановок, а нет, ему нет до этого дела. Прет себе, как будто так и надо. Хорошо, будем уповать на милость Господню, вернее, на ее наличествующую часть: у нас еще осталось мясо и вино.

Монах, разносящий жидкость для смазывания решеток, в эту ночь так и не появился. Зато утром в наше более чем скромное обиталище заявился здоровенный детина, одоспешенный словно в бой, и уже знакомый монастырский кузнец. В коридоре нас поджидали еще два десятка таких же крепышей при копьях, щитах и кольчугах.

— Ну что, — произнес я, оглядывая ряды нашей новой свиты, — нападать будем?

— Нет, пожалуй. Невинноубиенных жалко. Особенно учитывая то, что скорее всего ими будем мы.

Погода на воле понемножку стала налаживаться. Сквозь обрывки туч вовсю просвечивалось синее небо, и солнце, не по-осеннему теплое, уже начинало подсушивать грязь и лужи на монастырском дворе. От этого становилось радостно на душе и мрачные мысли, пытавшиеся влезть в голову, находили вход в нее наглухо закрытым.

— Слушай, — ни с того ни с сего спросил Лис, — ты не знаешь, что означают эти самые крестообразные заклятия?

— Какие?

— Ну эти… Ансельм ночью говорил: колдовать не получится, потому что эти самые… крестообразные заклятия.

— А, это. Не крестообразные, а перекрестные.