Столь неожиданный образ потряс аббата и заставил его задуматься. Тщетные усилия!.. Гринрой отлично понимал — всякая попытка настоятеля Клерво осмыслить весь тот бред, который скороговоркой вываливался на его голову, — и голова самого «легата» очень скоро может расстаться с телом.

— Ты пришел в мои объятия, — с надрывом продолжал посланец Его Святейшества. — И Франция спасена! Я верую в это! Верую! Верую! Аллилуйя! А-ли-лу-йа! — Последние слова неожиданно радостно подхватили все свидетели необычайной встречи. — Предлагаю объявить интердикт, — стремительно перешел к делу ободренный всеобщей поддержкой Гринрой. — Пока не одумаются, не приползут, как император Генрих в Каноссу.

Бернар хотел что-то вставить, но гул радостных голосов заглушил его неуверенную попытку.

— Только тебе и тем, кого пошлешь ты, я разрешаю вести службу. Остальные же у-у-у! — Гринрой потряс кулаком. — В Каноссу!.. Ладно, я вижу, ты согласен. Где тут свеча и книга — приступим, помолясь. Ибо есть время разбрасывать камни, есть время собирать их. Но если уж собрали мы достаточное количество, то что нам мешает отстроить храм? За дело, дети мои! С нами Бог и небесная рать!

Совместный молебен был отслужен в Клервоской обители. Сославшись на почтение к хозяину и усталость, Гринрой на первый случай отказался читать проповедь. Но день сменил день, и теперь папскому легату уже нечем было крыть — желающие послушать его вдохновенную речь собирались в Клерво со всей округи.

— Пора уносить отсюда ноги, — разглядывая сквозь оконце чуть освещенные лесные кроны, бормотал под нос Гринрой.

— Брат мой, — в дверь тихо постучали.

— Час от часу не легче, — скривился легат. — Принесла нелегкая Бернара. Не спится же ему! — Он спрыгнул на пол и тут же рухнул на колени перед висевшим на стене распятием.

Не дождавшись ответа, настоятель приоткрыл незапертую дверь.

— Отрадно видеть мне человека праведной жизни, — узрев истово молящегося Гринроя, сообщил Бернар.

Но посланник даже ухом не повел.

— Преподобный брат мой, — еще раз окликнул аббат.

— А? Кто? Что? Кто здесь? А, Бернар, мой брат! Становись, помолимся вместе! — Гринрой приглашающим жестом указал Бернару на пол. — Преклони же колени. — Он поймал удивленный взгляд аббата, обращенный к перевернутому топчану. — Вижу, такая малость удивляет тебя, — не давая прозвучать вопросу, начал рыцарь Надкушенного Яблока, — пусть же не смутит она твое разумение. К моему глубочайшему убеждению, даже самая простая лежанка — непозволительная роскошь для столь закоренелого грешника, как я. Только пол, только вот эти голые камни, — Гринрой похлопал по гранитным плитам, — ничего другого. Лишь зимой, в самые лютые морозы, я с разрешения доброго нашего Папы Гонория бросаю поверх этого старую мешковину.