Светлый фон

— Затея и впрямь щекотливая. К тому же море начинает штормить…

— Это говорит мне капитан «Шершня» Анджело Майорано?

— Это говорит барон ди Гуеско. — Старый пират отвесил насмешливый поклон. — Я так свыкся со своей короной, пусть и не столь массивной, как ваша, что начал чертовски дорожить частью тела, на которую ее надевают.

— Мне представляется, что твою голову более украсит графская корона, например, графа Лигурии?

— Но в Лигурии нет графства. — Майорано искоса поглядел на собеседницу.

— Но ведь и ты еще не вернулся с приятными новостями.

— Тоже верно, — согласился Мултазим Иблис. — Итак, договорились. Я передаю архонту сигнал к восстанию, получаю его согласие и возвращаюсь к вам графом Лигурии.

— Не совсем. После Херсонеса следует найти короля Гарольда, вновь ставшего Великим князем Мстиславом, и передать ему изъявления моей искренней привязанности и предложение выступить разом против коварных убийц его брата Святослава.

Майорано скривился, вспоминая, должно быть, неприятные подробности своего пребывания на Руси.

— Думаю, граф Лигурии будет с почтением и щедростью принят при императорском дворе, — с убедительной многозначительностью произнесла Никотея.

— Лестно это слышать.

— Ты должен при случае рассказать Великому князю, что моя служанка Мафраз была подослана Иоанном Комнином, который желал сделать Мстислава послушной игрушкой в своих руках. Она собиралась устранить дочь короля бриттов, дабы та не стояла на пути Мстислава к английскому трону. Но я об этом тогда совершенно ничего не знала! Мафраз хотела, чтобы я стала женой Мстислава, и Мстислав хотел того же… Да разве я была против? — Она потупилась. — Впрочем, — Никотея остановилась, понимая, что зашла в своей откровенности чересчур далеко, — я отпишу ему.

— Моя государыня, вам, конечно, видней, но я бы не стал ничего писать: буквы — коварные друзья.

— Пожалуй, ты прав. — Никотея на минуту задумалась. — Ты расскажешь все на словах. А чтобы добавить веры речам, я дам тебе золотую гривну — дар Мстислава. Помнишь ее? — Никотея мило улыбнулась.

— Уж как забыть, ваше величество… Сегодня прямо день воспоминаний. Кстати, в Херсонесе у меня и поныне остался неоплаченный должок…

 

Дверь кельи распахнулась.

— Батюшка добрый, отец Амвросий, — на пороге стоял запыхавшийся молодой послушник, — приехал! Господин наш приехал! Свершилось чудо дивное!

Отец Амвросий с трудом открыл глаза. Жизнь оставляла его, и он понимал это со всей неотвратимостью. Пожалуй, и до этого часа он не надеялся дожить, но, видать, костлявая, разомлев на позднем осеннем солнышке, прохаживалась где-то по желтым и багряным опавшим листьям и не торопилась лишний раз махнуть косой.