Ученое племя беспрестанно сражалось за доступ к марсианскому послу и ревностно его охраняло, ибо один лишь Вон умел интерпретировать марсианские тексты или прояснять имеющиеся в них лакуны. Несколько раз меня изгоняли из квартиры Вона до крайности любезные мужчины и женщины из «группы физики высоких энергий» или «группы молекулярной биологии», отстаивавшие свою условленную четверть часа наедине с марсианином. Вон время от времени знакомил меня с этими людьми, но никто из них не был рад меня видеть, а руководительница группы медицинских наук, узнав, что Вон избрал меня своим терапевтом, так растревожилась, что с ней едва не приключился приступ тахикардии.

Джейс утешал ученых намеками, что я лишь часть «процесса социализации», болванчик, на котором Вон оттачивает свои земные манеры вне политического или научного контекста, а сам я пообещал командирше медкоманды, что не стану оказывать Вону никаких медицинских услуг без ее непосредственного вмешательства. Среди исследователей ходил слушок, что я, гражданский оппортунист, лестью и подлизыванием проложил себе путь в ближний круг Вона и, как только тот объявится на публике, наградой мне станет жирный контракт на книгу. Слушок сей возник самопроизвольно, но опровергать его мы не стали: он играл нам на руку.

Разжиться медикаментами оказалось куда проще, чем я ожидал. Вон привез на Землю полный комплект марсианских препаратов; ни у одного из них не имелось земных аналогов, и любой из них, по словам Вона, мог однажды потребоваться ему для самолечения. Все медицинские припасы, имевшиеся в его спускаемом аппарате, сперва конфисковали, но вернули, как только Вон получил посольский статус. (Несомненно, правительство оставило себе образцы всех препаратов, но Вон сомневался, что поверхностный анализ способен раскрыть истинное предназначение этих конструктивно сложных веществ.) Вон попросту выдал Джейсону несколько ампул, а Джейсон вынес их из «Перигелия» под мантией руководительских привилегий.

Вон рассказал мне про дозировку, расчет времени, противопоказания и потенциальные проблемы. Список сопутствующих рисков был столь велик, что я пришел в смятение. Даже на Марсе, говорил Вон, коэффициент смертности при переходе в Четвертый возраст составлял одну десятую процента – величина весьма значительная, – а в Джейсоновом случае необходимо было делать поправку еще и на атипичный рассеянный склероз.

Но без этой процедуры прогноз был еще хуже, и Джейсон уже решился независимо от моего мнения – в каком-то смысле сейчас его лечащим врачом был не я, а Вон Нго Вен. Мне же досталась роль наблюдателя за ходом процедуры, контролирующего неожиданные побочные эффекты; это убаюкало мою совесть, хотя подобный аргумент непросто было бы защитить в зале суда: конечно, «лечение» назначил Вон, но вколет «лекарство» в тело Джейсона не его рука.