Не его рука, а моя.

Вона Нго Вена даже рядом не будет. Джейсон уже написал заявление на трехнедельный отпуск в конце ноября – начале декабря. К тому времени Вон превратится в звезду глобального масштаба, и его имя, даром что необычное, станет известно во всех уголках планеты. Он будет занят – будет обращаться к ООН, будет купаться во всепланетном гостеприимстве, будет изучать полную коллекцию монархов, мулл, президентов и премьер-министров в запятнанных кровью одеждах, а Джейсон тем временем, заливаясь потом и исходя рвотными массами, станет пробивать себе дорогу к доброму здравию.

Нам нужно было место. Место, где Джейсон переболеет, не вызывая подозрений. Место, где я буду ухаживать за ним, не привлекая лишнего внимания. Место в достаточной мере цивилизованное, чтобы я мог вызвать неотложку, если дело примет совсем скверный оборот. Удобное тихое место.

– А я знаю, что это за место, – сказал Джейсон.

– И что же?

– Казенный дом.

Я смеялся, пока до меня не дошло, что он не шутит.

* * *

Диана перезвонила лишь через неделю после визита Ломакса в «Перигелий». Спустя неделю с того дня, когда Молли покинула город и устремилась навстречу награде, которую посулил ей И Ди или его частные сыщики, – что бы это ни было.

Воскресенье, уже за полдень. Я дома, один. Погода солнечная, но окна зашторены. Всю неделю я разрывался между пациентами в лазарете «Перигелия» и секретными консультациями с Воном и Джейсом, стараясь не заглядывать в дуло пустого уик-энда. Плотный график идет мне на пользу, говорил я себе. Так тебя захлестывают повседневные проблемы, бесчисленные, но решаемые; они вытесняют боль и отпугивают угрызения совести, а это полезно для здоровья. Это процесс исцеления. Или хотя бы тактическая отсрочка. Эффективная, но, увы, лишь временная. Рано или поздно шум стихнет, толпа рассосется, и ты приедешь домой – к перегоревшей лампочке, пустой комнате и незаправленной постели.

Плохо дело. Я даже не знал, что должен чувствовать, – вернее, понимал, что испытываю несколько несовместимых видов боли, но понятия не имел, которую из них следует признать первостепенной. «Без нее тебе лучше», – пару раз говорил Джейс. Слова в равной мере банальные и честные: без нее мне лучше, но еще лучше было бы, сумей я понять, использовала меня Молли или наказала за то, что я использовал ее; и заслужила ли моя прохладная и, пожалуй, слегка притворная любовь столь жестокого и расчетливого от нее отречения.

Тут зазвонил телефон – не вовремя. Я как раз срывал с постели простыни и скатывал их в шар, готовясь пройти в прачечную, где щедрая горсть стирального порошка и потоки обжигающей воды смыли бы с белья аромат Молли, а когда человек увлечен столь важным занятием, меньше всего он хочет, чтобы ему помешали, ибо в такие моменты к нему возвращается хотя бы кроха собственного достоинства. Однако я всегда был рабом телефонного звонка, поэтому снял трубку.