Я все же немного поспал, но в основном валялся без сна и прикидывал юридические риски – те, которые взял на себя, согласившись на эту авантюру. Я толком не знал, какие законы и предписания нарушил Джейс, когда тайком вывез марсианские фармацевтические препараты из кампуса «Перигелия», но, какое бы преступление он ни совершил, я попадал в разряд соучастников.

По прошествии ночи Джейсон спросил, где бы припрятать несколько ампул с прозрачной жидкостью, которые выдал ему Вон: дозу, достаточную для четырех-пяти человек. («На случай, если уроним чемодан, – пояснил он в самом начале путешествия. – Про запас».)

– Ждешь обыска?

Я представил, как на крыльцо Казенного дома поднимаются федералы в костюмах биозащиты.

– Нет, конечно. Но подстраховаться не повредит. – Он внимательно смотрел на меня, хотя раз в несколько секунд взгляд его дергался влево: еще один симптом. – У тебя дурное предчувствие?

Я сказал, что запасные ампулы можно спрятать в домике на той стороне лужайки, если только не требуется держать их в холодильнике.

– Если верить Вону, препарат сохраняет химическую стабильность в любых условиях, кроме ядерной войны. Но ордер, выписанный на Казенный дом, покрывает весь участок.

– В ордерах я не разбираюсь, зато знаю потайные места.

– Показывай, – велел Джейсон.

И мы отправились в переход через лужайку: первым шел я, за мною ковылял Джейсон. Было за полдень, повсюду выбирали президента, но здесь, на поросшем травой пространстве меж двух домов, стояла обычная осень, в точности такая же, как любая осень любого года. Где-то в перелеске, то ли на том, то ли на этом берегу речушки, птица оповестила нас о своем существовании единственной нотой: пискнула нагло и тут же угомонилась, будто передумала. Мы подошли к дому моей матери, я повернул ключ в замке, открыл дверь и ступил в кромешную тишь.

В доме периодически протирали пыль, но с тех пор, как умерла мать, он почти все время простоял закрытым. С имуществом я до сих пор не разобрался, руки не дошли; других родственников у матери не было, а Кэрол решила, что не будет ничего менять, и поддерживала жилище в прежнем виде. Но это вовсе не означало, что время над ним невластно; нет, ничего подобного, время свило здесь гнездо, устроилось поудобнее и чувствовало себя как дома. В гостиной стоял затхлый запах безлюдного места: его источали непримятая диванная обивка, желтеющая бумага, слежавшаяся ткань. Зимой, как позже рассказала Кэрол, дом поддерживали на грани промерзания, чтобы не полопались трубы; летом, чтобы не пережаривать, задергивали шторы. Сегодня было прохладно – и внутри, и снаружи.