– В обмен на услуги по ведению домашнего хозяйства, – заметил я.
– Это Эд придумал. Я лишь хотела, чтобы Белинда была рядом. Мой брак оказался не таким успешным, как ее. Совсем наоборот. К тому времени Белинда, по сути дела, осталась единственной моей подругой. Почти что наперсницей. – Кэрол улыбнулась. – Почти что.
– Так вы хотите сохранить эти письма как часть вашей с ней истории?
– Нет, Тайлер.
Она снова улыбнулась, словно беседовала с недоразвитым ребенком.
– Разве я не сказала? Это мои письма. – Улыбка ее потускнела. – Ну что ты так оторопел? Твоя мать была совершенно гетеросексуальной женщиной – такой же, как и все остальные, кого я знала. Просто меня угораздило в нее влюбиться. Влюбиться так самоотверженно, что я готова была пойти на что угодно – даже вступить в брак с человеком, который с самого начала был мне немного неприятен, – чтобы удержать ее рядом. И за все это время, Тайлер, за все эти годы я ни разу не обмолвилась о своих чувствах. Ни разу, если не считать этих писем. Приятно было знать, что она их сохранила, хотя мне они всегда казались потенциально опасными – вроде взрывчатки или радиоактивного вещества. Подумать только, свидетельства моей глупости всегда прятались на самом видном месте. Когда твоя мать умерла – то есть в тот самый день, когда она умерла, – я слегка запаниковала; спрятала коробку; подумывала уничтожить письма, но не смогла, не смогла себя заставить; а потом, после развода с Эдом, когда больше некого было обманывать, я просто забрала их. Потому что, ты же понимаешь, они мои.
Я не знал, что сказать. Кэрол взглянула на мое лицо, печально покачала головой, положила хрупкие руки мне на плечи:
– Не расстраивайся. Наш мир полон сюрпризов. Все мы рождаемся чужими и для себя, и для окружающих. И редко удостаиваемся даже формального знакомства.
* * *
Итак, четыре недели я выхаживал Диану в одном из мотелей штата Вермонт.
Надо сказать, только физически, ибо психологическая травма, пережитая ею на ранчо Кондона и в дни после нашего побега, до крайности вымотала ее. Диана ушла в себя. Когда она закрыла глаза, наш мир катился в пропасть. Когда открыла снова, поняла, что в мире не осталось никаких ориентиров, и я не властен был это исправить.
Поэтому лишь осторожно предлагал свою помощь. Объяснял то, что следовало объяснить. Ничего не требовал и ясно давал понять, что не жду никакой награды.
Постепенно в ней пробуждался интерес к постспиновому миру. Она спрашивала про Солнце, снова благосклонное к Земле, и я пересказал ей слова Джейсона: мембрана все еще на месте, хотя нас выпустили из темпорального заточения; мембрана защищает Землю – так же как всегда защищала, преображая летальную радиацию в симулякр солнечного света, приемлемый для планетарной экосистемы.