Он был легко одет: в джинсы и свободную желтую рубашку. Расстегнул ее, подставил грудь солнцу. Достал из палубного кулера банку пива, дернул за кольцо. Все эти действия выдавали в нем человека мирского, светского бизнесмена, в равной степени пренебрегающего исламским шариатом и минангским адатом.

– На сей раз обратной дороги нет, – добавил он.

Он сжег за собой все мосты (в буквальном смысле), если имел какое-либо отношение к мятежу в Телук-Баюре. Взрывы оказались подозрительно удобным заслоном для нашего отбытия, пусть даже нас едва не накрыло пожаром. Уже много лет Джала занимался посредничеством в деле нелегальной эмиграции и зарабатывал на этом гораздо больше, чем в своей юридически чистой импортно-экспортной конторе. Шутил, что у людей больше денег, чем пальмового масла. Но конкурировать с индийцами и вьетнамцами становилось все труднее, а политический климат заметно испортился; поэтому лучше ретироваться в Порт-Магеллан и уйти на покой, чем провести остаток жизни в тюрьме «новых реформази».

– Это не первый ваш транзит?

– Третий.

– Те два были непростыми?

– Не верьте всему, что болтают, – пожал он плечами.

К полудню многие пассажиры поднялись на палубу. Помимо крестьян-минангкабау, на борту находились ачехцы, тайцы и малайцы – всего человек сто эмигрантов, включая нас с Дианой. Слишком много в пересчете на свободные каюты, но в трюме имелось три алюминиевых контейнера с продуманной системой вентиляции, переоборудованных под общие спальни.

Короче говоря, все это вовсе не походило на нелегальный бизнес из прошлого, на полную лишений и смертельно опасную перевозку беженцев в Европу или Северную Америку. Почти все люди, ежедневно проплывавшие под Дугой, попросту не попали в мизерные программы переселения, санкционированные Организацией Объединенных Наций, зато у пассажиров зачастую имелись свободные деньги. Команда (многие из моряков провели в Порт-Магеллане несколько месяцев и были прекрасно осведомлены обо всех его прелестях и подвохах) относилась к нам с уважением.

Один матрос устроил на главной палубе некое подобие футбольного поля, отгородив его сеткой, и теперь несколько детей играли там в мяч. Мяч то и дело вылетал за сетку и падал Джале на колени, отчего тот сильно сердился. Сегодня он, похоже, встал не с той ноги.

Я спросил, когда корабль перейдет на ту сторону Дуги.

– По словам капитана, через двенадцать часов, плюс-минус. Если не изменится скорость.

– Последний день на Земле, – сказал я.

– Не шутите так.

– Я не шучу. Он в буквальном смысле последний.

– И давайте-ка потише. Моряки – народ суеверный.