Кто-то в толпе прошептал: «Она собирается…» за мгновение до того, как острие ножа встретилось с моей кожей.

Последовала краткая вспышка боли. А затем медленная струйка крови прочертила след по изгибу руки, и одна блестящая капелька упала на булыжники. Я не стала резать глубоко, зная, что для каждой руны мне придется наносить новую рану. Через секунду контроль перешел к Восставшему, который тут же отбросил нож в сторону. Он обмакнул пальцы в кровь и начал рисовать.

Руна обрела форму в сверкающих красных пятнах. Восставший оказался прав – символ был мне знаком. Он был высечен на одном из угловых камней часовни в Наймсе и украшал не одно старое надгробие на кладбище. Послушниц учили, что он означает что-то вроде «мир» или «покой».

Ропот прозрения пронесся над толпой, когда окружающие начали узнавать форму. Я представила, как новости расходятся от ближайших свидетелей, словно рябь по пруду, превращаясь в слухи в самых дальних уголках площади.

Я надеялась, что это никогда не окажется на каком-нибудь гобелене под названием «Святая Артемизия, молящая Госпожу о помощи кровью ее собственного сердца». Или еще хуже – придумают, что сама Госпожа направляла мою руку, как поступала со святым давних времен, вытравливая руны в их и моем сознании священным огнем. По крайней мере, теперь стало понятно, почему в писаниях никогда не упоминалось, что в Войне Мучеников использовалась Старая Магия. В книгах у нее было совсем другое название – чудеса, ниспосланные Госпожой.

Восставший взглянул вверх лишь однажды, привлекая внимание Чарльза и Маргариты. Никому из них я не объясняла свой план. На это не было времени. Чарльз осенил себя знамением, когда увидел, что я смотрю на него. Маргарита же слегка нахмурилась.

Когда Восставший закончил рисовать руну, я ожидала, что произойдет какое-то изменение, что почувствую, как яд Старой Магии просачивается в мою душу, Госпожа покидает меня и отвращает взор от моей оскверненной души. Но я ощущала лишь легкое истощение, словно часть жизненных сил покинула мое тело вместе с кровью. Восставший медленно сел, помня о том, что у меня кружится голова.

Пока я пребывала в оцепенении, сквозь туман пробился топот копыт. Капитан Энгерранд, восседая на собственном черном скакуне, вернулся с лошадью – да не с абы какой. Увидев приближающегося серого жеребца, Восставший безмолвно уступил мне контроль.

Не обращая внимания на окружающих, я бросилась к Погибели и поймала его уздечку, чтобы удержаться на ногах. Меня обдало горячее дыхание коня, когда он коснулся моего лица, а его шерсть пощекотала мою щеку. Похоже, он не винил меня за то, как сильно хозяйка загнала его после битвы. Я склонилась, проводя руками по его мощным ногам, желая убедиться, что на них нет ожогов.