– Восставший, – произнесла я, – направь меня.

Я почти забыла, каково это. Триумфальный вой высвобожденной силы, огромные пылающие крылья, расправленные за спиной. Плащ и волосы поднялись надо мной, став, казалось, невесомыми. Пламя вырвалось наружу, охватив земли монастыря. Туман на его пути испарялся. Запутавшиеся, мреющие призраки исчезали подобно звездам, затухающим за рассеивающимся облаком. Я испытывала смутное сожаление из-за их гибели, но оно быстро сошло на нет под натиском голода. Огонь распространился дальше и охватил весь город, проносясь по улицам, взметнувшись над крышами, проникнув в каждое окно, переулок и подвал.

Повсюду вспыхивали души. Я могла бы составить карту города по одному только их сверкающему множеству: крысы, шныряющие по стенам, созвездия насекомых, сгрудившихся вокруг фундаментов зданий; семьи, испуганно ютящиеся в своих домах, обнимающие друг друга. Но ярче всех светился Саратиэль, его сияние соткалось в фигуру человека, словно расплавленное серебро, залитое в форму. С отстраненным, голодным изумлением я поняла, что вижу и душу священника – отблески золота, тонущие в серебре вселившегося в него духа.

Мне нужно было уничтожить Саратиэля. Сквозь всепоглощающую пелену голода я помнила это. Но не могла поглотить его сущность, не поглотив всего остального – всего живого в Бонсанте вплоть до червей в могилах и сорняков, пробивающихся между булыжниками.

А почему бы и нет? Я уже не помнила, почему это должно меня волновать. Мир стал сияющим. Мысли поглотил серебряный огонь.

– Артемизия, – раздался рядом со мной испуганный девичий голос, но я отмахнулась от него как от досадной помехи.

Однажды мне хотелось убить ее. Я не знала, почему передумала. Затем ощутила колебание неуверенности. Какая-то часть меня хотела убить ее, но другая – нет. И эта же сторона считала, что я не должна поддаваться голоду. Что должна сдерживать себя. Но если я хотела уничтожить Саратиэля…

Мое внимание привлекли золотые отблески души священника. Они сияли все ярче, распространяясь пятнами и вытесняя серебро. Его тело сложилось пополам; он зарылся головой в руки. Теперь он был скорее золотым, чем серебряным, а сущность Саратиэля яростно пульсировала от этого вторжения. Я поняла, что происходит. Вопреки всему, священник сопротивлялся.

Я сомневалась, что клирик долго продержится, но, по крайней мере, он мог задержать Саратиэля.

А потом вспомнила о ритуале. Я должна завершить ритуал. Огонь потух. Вой в моей голове исчез. Рот и нос наполнились отдающим медью привкусом крови, а от одежды пошел слабый пар.