Глава 21
Кофе со всякими всяками
Глава 21
Кофе со всякими всяками
Привет, дневничок! Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, меня все дико раздражали. Мои родители воспринимали мой тяжёлый период как болезнь. Им хотелось, чтобы я поскорее выздоровела. Мама всё время повторяла: «Скорее бы ты выросла!»
Привет, дневничок! Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, меня все дико раздражали. Мои родители воспринимали мой тяжёлый период как болезнь. Им хотелось, чтобы я поскорее выздоровела. Мама всё время повторяла: «Скорее бы ты выросла!»
И ещё интересный момент, связанный с детством. Человек ведёт себя как полная обезьяна. Допустим, бегает, выкрикивает обидные слова, плачет, смеётся, всё бросает, хлопает дверями. Ему дают по лбу. Человеку грустно и обидно, что его не поняли. Он вырастает, становится мудрым и в принципе начинает понимать, что вёл себя как обезьяна. Но не прощает того, кто дал ему по лбу, потому что событие запечатлелось в его памяти в старой ещё логике, в старом оттиске, когда ему было грустно и обидно.
И ещё интересный момент, связанный с детством. Человек ведёт себя как полная обезьяна. Допустим, бегает, выкрикивает обидные слова, плачет, смеётся, всё бросает, хлопает дверями. Ему дают по лбу. Человеку грустно и обидно, что его не поняли. Он вырастает, становится мудрым и в принципе начинает понимать, что вёл себя как обезьяна. Но не прощает того, кто дал ему по лбу, потому что событие запечатлелось в его памяти в старой ещё логике, в старом оттиске, когда ему было грустно и обидно.
Из уничтоженного дневника Настасьи
Из уничтоженного дневника Настасьи
Вскоре в комнату ворвались гарпии и, хлопая крыльями, унесли куда-то Окипету и Осьмиглаза. И хотя они ужасно ругались, а Келайно несла страшнейшую кровавую чушь, чутьё подсказывало Еве, что и о сестре они позаботятся, и Осьмиглаза не бросят, а залечивать раны тролли умеют.
Филат и Ева обходили дом с ротондой. У Евы уже не просто отваливались ноги – она даже не знала, на какой этаж поднялась и с какого спустилась! Ох уж эти переплетённые измерения! Лайпап неутомимо тащился впереди. Что с него взять! Медный! Он мог преследовать добычу и неделю подряд. Филат тоже выглядел бодрым и вроде бы не злился, вот только кусал губы и дважды с такой силой ударил по стене, что разбил себе костяшки на руке.
Ева понимала его страдания. Мама была где-то рядом, но вытащить её он не мог. Это как стоять у сейфа и знать, что совсем близко сокровище, но дверь сейфа стальная, и открыть её нельзя.
– Миленький! Ищи! Ищи! – терпеливо повторяла Ева и совала псу под нос клочок ткани – обрывок блузки, которым мама стожара перевязала раненую руку Окипеты. Однако Лайлап только притворялся, что ищет. Водил мордой, поскуливал, и было заметно, что следа он не чует. Не было азарта в его движениях – просто хаотичный поиск. Наконец и Филат понял это и сел на ступеньку: