– Ойген или?.. – спросила она, сдвинув брови. – Такое у вас имя, верно? Ойген?

Леттке сделал едва заметный поклон и произнес:

– Вот мы и встретились снова.

38

38

У Хелены не получалось проявлять хотя бы малейшее сопротивление попыткам матери сосватать ее. Она послушно надевала все, что та предлагала, а когда мать предложила ей надеть бюстгальтер чуть большего размера и набить его мягкой тканью, то сделала и это. И подумала об Артуре, который многократно уверял: ее грудь нравится ему именно такой, как она есть, и что она достаточно большая, но, вероятно, говорил это просто из вежливости. К тому же с тех пор, как Мари вынуждена заботиться о ребенке, а еду Артуру приносили только Отто или Хелена, он наверняка забыл, как выглядят другие женщины.

Она даже накрасилась, уложила волосы и позволила матери доделать ее макияж. Мать обладала всеми косметическими товарами, о которых по телевидению постоянно сообщалось, что их практически невозможно достать из-за вражеского эмбарго. Чаще всего за этими сообщениями следовал разговор с министром здравоохранения Рейха Конти о том, насколько макияж бесполезен, так как – всегда подчеркивал он – «здоровая женщина тоже красива!».

Мать не только обладала косметикой, но и разбиралась в ее применении: когда Хелена подошла к зеркалу, то увидела девушку, которую не знала, но показавшуюся ей симпатичной. Возможно, не такой красивой, как метиска с обжигающими глазами, но все-таки симпатичнее той Хелены Боденкамп, которую обычно встречала по утрам в зеркале в ванной.

То, что она увидела себя настолько изменившейся, не прошло бесследно. На самом деле вся эта процедура постепенно начинала ей нравиться – так сказать, из научного любопытства, что все возможно.

Мать, напротив, становилась более нервной с приближением обеденного перерыва.

– Дай ему шанс, – упрашивала она снова и снова, – просто дай ему шанс.

На что Хелена каждый раз отвечала: «Да, да». Но, похоже, это звучало не очень убедительно.

Берта уже накрыла стол в столовой, а из кухни слышалось, как неторопливо брякает посудой Йоханна, в том ритме, который выдавал, что все идет по плану. Если бы произошел какой-нибудь сбой или заминка, все сразу зазвучало бы по-другому; Хелена знала разницу с самого раннего детства.

Часы в прихожей показывали 12:02, когда в дверь позвонили.

– Это он! – объявил очевидное отец и пошел открывать, пока Хелена с матерью ждали в зале, пышно разодетые, чтобы поприветствовать гостя, якобы лучшую партию из всех. Хелена стояла именно в том месте, где солнечный свет, проникающий в это время через окно в крыше, окутывал каждого, кого касался, прямо-таки мистическим блеском.