Последовал момент неловкого молчания, которое мать наконец-то нарушила, воскликнув:

– Пойдемте же в гостиную! Йоханна приготовила аперитив.

– Великолепно, – отозвался Лудольф и не отступал от Хелены, когда все пошли.

* * *

Ойген Леттке сидел за маленьким столом, рядом с которым в ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского, и наблюдал, как Цецилия Шметтенберг беспокойно расхаживает по комнате, прислушиваясь к телефону около своего уха.

Наконец она сдалась.

– Он не отвечает.

– Как я и говорил, – невозмутимо произнес Леттке.

Хотя эта невозмутимость и притворная, она часть игры, – по правде говоря, он наслаждался все возрастающим возбуждением, которое так восхитительно наполняло его. Наслаждался видом этой рыжеволосой женщины и тем, как она гордо шагала перед ним взад и вперед в дорогом платье, в том платье, которое она в скором времени снимет перед ним…

Она опустила телефон, завершив попытку дозвониться.

– Что происходит? – хотела она знать.

– Это длинная история, – ответил Леттке, решив, что сейчас самое время достать бутылку шампанского и налить себе бокал. Он мог бы рассказать ей, что сегодня утром, перед тем, как сесть на поезд до Берлина, отправил ее любовнику электронное письмо, которое выглядело так, будто оно от Цецилии Шметтенберг – с возможностями доступа НСА к системе электронной почты это не представляло проблемы, – и что в упомянутом письме предостерег его от поездки в Берлин. Кроме того, велел ему немедленно выбросить свой телефон, так как его прослушивают и отслеживают.

С прослушиванием даже обманывать не пришлось: с того момента, как ему стало ясно, что у жены промышленника Альфреда Шметтенберга отношения с евреем, он записал все их телефонные звонки, прослушал, а затем удалил. Таким образом он узнал не только о запланированной здесь встрече, но и об условном стуке в дверь.

Но все он не собирался ей рассказывать. Вместо чего, отпив глоток шампанского, сказал:

– Я работаю в ведомстве, у которого есть доступ ко всем данным, имеющимся в Рейхе, а кроме того, к значительной части данных, накапливаемых в остальном мире, что, впрочем, в твоем случае не имеет значения. Так или иначе, я знаю, куда ты ходишь, что покупаешь, с кем созваниваешься и даже с кем спишь. Я знаю все, короче говоря.

Цецилия смотрела на него, полная восхитительного ужаса.

– Это неправда, – выпалила она, но звучание ее голоса выдавало: она прекрасно понимает, что каждое его слово – правда.

Леттке сделал еще один глоток. Шампанское восхитительно, особенно в такой ситуации.

– Ты – полагаю, по поручению своего мужа – много разъезжала, осматривала арианизированную недвижимость и по возможности покупала ее. Иногда то или иное предприятие, но ваш основной интерес – прибыльные многоквартирные дома с платежеспособными арендаторами. Во время этих поездок ты познакомилась с неким Урией Гольдблюмом, а точнее, в апреле 1939 года в Регенсбурге. Он продавал административное здание в рамках арианизации, и после нескольких телефонных разговоров со своим мужем воспользовалась этим предложением. Но так вышло, что эта сделка стала необычной, ведь даже после подписания договора купли-продажи вы продолжали часто созваниваться, подолгу общаться, и не только: данные о движении ваших телефонов показывают, что он бывал удивительно часто в том же месте и в то же время, что и ты…