— Да, Эпини. Я вошел в твой сон. Хотел убедиться, что вы не пострадали во время нападения.

— Не по твоей милости! — с неожиданно глубокой горечью огрызнулась Эпини. — Невар, Спинк видел тебя той ночью! Он сказал, что ты встретился с ним взглядом. Он уже собирался выстрелить, но увидел твое лицо и не смог! — Дрожь негодования сотрясла ее. — Некоторые обвиняют его в этом, называя трусом или предателем! Но ведь никто из них не попробовал тебя остановить. Как они смеют так о нем говорить, как они только смеют! И как ты мог поставить его в такое положение, Невар!

— Эпини, ты же знаешь, что я несвободен! Я сделал все возможное, чтобы предупредить вас обоих.

Ее обвиняющий тон ранил меня — как она могла решить, что я действовал по собственной воле?

— Даже сейчас я в его власти! У меня не так много времени, чтобы говорить с тобой.

— Я знаю, знаю. И все же ему приходится нелегко, поскольку он не может никак этого объяснить. Тебя видели и другие, Невар. Или, по их словам, твой призрак, вернувшийся в обличье спека. Больше всего погибших среди тех, кто был в толпе ночью, когда ты бежал из Геттиса; лишь пятеро свидетелей твоей смерти живы до сих пор. По городу ходят слухи. Кто-то твердит, что твой призрак возглавил нападение, чтобы отомстить городу. Взять хотя бы казармы, где людей убивали, когда они пытались бежать. Эти солдаты находились под началом капитана Тайера. Ты ведь его помнишь, не так ли? Мужа Карсины? Чудовище, собиравшееся позволить своим людям изнасиловать и убить Эмзил только затем, чтобы помучить тебя перед смертью! Теперь всякий раз, когда он встречает на улице Эмзил или даже малышку Кару, спешащую по какому-нибудь поручению, он хмурится и смотрит на них, как безумец! Он управляет своими солдатами, словно тиран. Я боюсь его, Невар. Боюсь, что он не остановится ни перед чем, чтобы увериться в том, что он отмщен. Он утверждает, что Эмзил хуже шлюхи, и обещает это доказать. Как ты мог отомстить, а потом бросить нас наедине с пробужденной тобой враждебностью?

Ее волнение росло и вместе с ним — темп ее покачивания. Крохотная Солина так и не утихла за все время нашей беседы, а ощутив тревогу матери, заплакала еще громче.

— Эпини, пойми! Я не мстил! Это был не я. Не важно, что они мне сделали, эти люди оставались солдатами короля, людьми моего полка. Я не стал бы их убивать. Не могу описать, каково мне пришлось. Я смотрел, как их уничтожали, не позволяя защищаться. Я не стал бы убивать так наших солдат, невинных вместе с виновными. Я никому не пожелал бы такой смерти! Ты же достаточно хорошо меня знаешь.