Из горла Белова вырвался странный звук.

— Вот реально… да сядь ты, Пашка, поговорим, наконец, как люди, а то в последние годы будто… очумел совсем. Смотри, сколько я за последний год заработал?

Белов призадумался.

— До фигища, верно? — пришел ему на помощь Олег. — И что дальше? В этом году заработаю еще больше… и в следующем, если Боги будут милосердны. Но… она правильно сказала.

— Кто?

— Ксения. Что толку с денег, если пользы от них нет.

— Кому нет? — Белов-таки сел, упер руку в стол и лицо закрыл.

— А никому… вот смотри, у меня дом… дома… много домов. Много машин. Много всякой фигни, которая по-настоящему и не нужна-то. Вот… вот на кой мне часы за пару сотен тысяч?

— То есть, решил податься в бессребреники? Этак и святым станешь.

— Это вряд ли. Святым никогда не был. Я обычный человек, Пашка. Подловатый. Трусоватый. Жадный. И не только это… — блины у тетки Ирины были на диво хороши. Особенно если их в варенье макать, которое вишневое, жидкое. Оно пропитывало блин насквозь, а потом еще стекало быстрыми капельками. — Но… понимаешь… я осознал, что у меня до хрена денег, а они… куда они потом? Ну, как помру?

— Детям?

— Детей еще нет.

— Будут, — мрачно произнес Павел.

— Ладно… у меня и детям хватит. И не только моим. К слову, что там с больничкой?

— С какой?

— С той, которую строить должны. Помнишь? Совместный проект… онкоцентр. Ты еще уговаривал вложиться, а я, дурак, не хотел…

— Ничего.

— То есть?

— Верентьев, с которым должны были участвовать, отступился, государство финансирование урезало, обещали одно, а на деле из бюджета едва ли третью часть от нужной суммы дадут.

— И ты…