Трость мелькнула у самого носа, и Беломир перехватил её без труда.

— Не надо, отец. Я не хочу ругаться. Почему-то мы с тобой только и делаем, что воюем. И мы, и Наташка вот. Николай. Может, не в нас дело?

Отец трость забрал, оперся тяжко, вперился взглядом.

— И не надо тут играть в радеющего батюшку да неблагодарных детей. Благодарные мы, но… это наша жизнь. И мы её сами хотим жить, — сказал Беломир, взгляда не отводя. — А тебе просто делом заняться надо.

— Каким же?

— Уж точно не девицам женихов искать. Этим пусть Наташка забавляется. А ты… что я говорю. Потемкиных больше нет, стало быть, коалиция их того и гляди рассыплется.

…и гадать нечего, что сыплется она во многом батюшкиными стараниями.

— Место за государевым плечом свободно… — Беломир выразительно замолчал.

— Не учи рыбу плавать.

— Так плавай! Ты там, мы тут, и жить будем в мире да согласии.

Отец засопел, но после подумавши, верно, что не в чинах его на глупых детей обижаться, рукой махнул да присел рядом.

— Что вообще с Потемкиными будет?

— А что с ними будет? Ничего… Алексашку вон в лечебницу отправили. Императорскую. Но прогноз такой, что навряд ли он оттуда выйдет. За остальными вины особой нет. За кем есть, тот заплатит.

— Но тихо?

— Короне не нужны скандалы.

Так всегда было и будет.

— Некроманта этого… за ним кое-что вскрылось. Так что от суда не уйдет. От казни тоже. И прочие, кто замаран… из местных тоже вот нашелся один. Признался, к слову. И в поджоге. И в эвакуации этой… и в иных делах. Надолго сядет.

Беломир кивнул. Хорошо, если так.

— Ты-то как? — спросил отец тихо.

— Нормально. Давно уже настолько нормально не было.