Здоровяк бесцеремонно задрал юбку, приспустил панталоны и припечатал по обнаженной заднице — да так, что даже на темной коже остался отчетливый отпечаток. Как и в случае моей дуэли с Гессеном, зрители разделились на три лагеря: одни наблюдали за происходящим с томным интересом, другие — с полным безразличием, точно бугай выбивал ковер, а не дурь из помощницы. И только третьи — в основном носферату и я — взирали на действо с нескрываемым презрением, на дух не перенося подобного варварства.

Меня передернуло от одной только мысли, когда я представил Карину на месте этой бедолаги. Уж не знаю, смог бы я одолеть Ворона, но в том, что дрался бы с ним до последнего, сомнений не оставалось. Мне так захотелось порвать ублюдка в клочья, что не сразу заметил, как праведный гнев выплескивается из души на волю, обжигает глаза и золотым туманом клубится вокруг кулаков. И только когда подруга осторожно взяла за руку, пришел в себя и малость поостыл, прежде чем взорваться вспышкой света и ненароком обжечь стоящих рядом вампиров.

Я так охренел от увиденного, что не успел вовремя вмешаться. А когда ринулся на выручку, Семен уже закончил экзекуцию и поднялся с дебильной улыбкой. Видимо, амбал считал себя самым веселым, находчивым и однозначным победителем турнира. И не он один: провожатый — уж не знаю, приходился ли родичем по крови, но по духу уж точно — оттопырил большой палец, мол, молодец, парень, показал себя. Собравшиеся вяло захлопали чисто из этикета, а Софья изогнула бровь и пригласила к барьеру следующего кандидата.

— Вам надо разъяснить условия? — спросила с издевкой.

— Нет, — хмуро бросил немец.

Судя по угрюмой мордахе, Герман чувствовал легкую обиду — ведь это он должен был пороть девку, а проклятый бородач увел его хлеб прямо из-под носа. Теперь надо на ходу выдумывать и выкручиваться, ведь еще одно избиение вряд ли получит баллы за оригинальность. Амелия, тем не менее, думала иначе — для нее сибиряк стал наглядным примером того, что ждет ее — только еще больнее и жестче. Немец не привык уступать никому, и уж если соперник орудовал голой рукой, то Гессен неминуемо возьмется за палку. Но так как шпицрутена поблизости не оказалось, вполне сгодится и армейский ремень — широкий, прочный и тяжелый.

Конечно, я не умел читать мысли, но на поникшем бледном личике читалась покорная обреченность. Служанка стояла, как вкопанная, опустив голову и сцепив пальцы на переднике, и не смела даже шелохнуться в ожидании приговора. Зрители же, наоборот, словно очнулись ото сна и пребывали в заметном возбуждении — включая тех, кто прежде не проявлял к состязанию пылкого любопытства. Ибо все уже знали характер прусака и его несгибаемый напор, а значит, представление обещало быть весьма интригующим.