В стволе вырисовывались очертания бедер, груди и ключиц. Лицо с папирийскими чертами: маленький нос, черные волосы и темные овальные глаза, глядящие прямо на Эшлин. Живой взгляд.

– Красиво, правда? – произнесла женщина по-папирийски.

Эшлин отшатнулась.

– Извини, – продолжила женщина. – Да, весьма пугающее зрелище.

Эшлин заставила себя успокоиться. Надо было изучить женщину во всех подробностях. С ней что-то произошло, но это было явно не заражение грибными спорами, как у других жутких созданий на острове. Тело женщины претерпело совершенно невероятные изменения. Кожа побелела, стала гладкой, как окаменелая древесина, и покрылась голубыми соцветиями. По изгибам торса расползались тонкие корешки и мох. Из плеч и спины торчали отростки наподобие ветвей, довольно изящные. Все это выглядело естественно, но очень странно, хотя совершенно не напоминало уродливые наросты на теле великана-грибовика. Однако же с ней сделали нечто неестественное. Часть торса хирургически удалили, заменив серым металлическим сплавом. Из культи на месте обрубленной левой руки свисали замшелые плети лиан, будто кровеносные сосуды.

– Кто ты? – спросила Эшлин.

– Гайя, – ответила женщина. – Впрочем, не знаю, можно ли еще называть меня этим именем. Он всегда называл меня Образец восемьдесят восемь.

– Он? Озирис Вард? – догадалась Эшлин.

– Да.

– Как давно ты здесь?

– Не знаю, когда именно он взял меня в плен, но с тех пор, как он покинул остров, прошел тридцать один год, сто три дня и одиннадцать часов. – Она улыбнулась. – Чтобы скоротать время, я считаю удары своего сердца. Больше мне нечем заняться.

– Мне очень жаль, что…

– Сожаления бесполезны, – сказала Гайя. – А ты кто?

– Эшлин.

– Имя не папирийское, а вот черты лица папирийские.

– Моя мать родом из Папирии, а отец – альмирец.

– И как же ты, полукровка, попала в подземелье?

– Окину велела мне разузнать, что происходит на острове.

– Да, по приказу всевечной императрицы многие пытались остановить кошмарные исследования Озириса Варда. – Гайя помолчала. – Прошло так много времени. Окину называла меня своей последней надеждой. А я не оправдала ее ожиданий.

– Ты вдова?! – сообразила Эшлин.