Слуга вытер руки, поправил галстук Цадика и накрыл пледом его ноги. И застонал, приложив руку к повязке, закрывающей один глаз.

– Сэр, позвольте мне прилечь, – попросил он. – Глаз болит, нет мочи.

– Позже. Я хочу, чтобы ты спустился со мной в подвал. Спасибо, Уинтерхалтер. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Секретарь поспешно поклонился и вышел.

Мишлет открыл обе створки двери и выкатил кресло на лестничную площадку. В доме было тихо, и они неслышно спустились на лифте в подвал, где в темноте лежала Салли.

Полицейский фургон притормозил. Тони, парень постарше, сказал:

– Так, осторожно. Начали.

Когда повозка остановилась, они спрыгнули с подножки и притаились сзади. Тони выглядывал из-за угла фургона, желая не упустить свой шанс.

Над входом в полицейский участок горели ярко-синие буквы «ПОЛИЦИЯ». Сейчас выйдет сержант взглянуть на прибывшего… Нет, на улице такой дождь, он, наверное, сидит возле печки с чашкой какао.

Дверь фургона открылась. Кон ухватился за мокрый и грязный обод колеса, чтобы в любую секунду рвануться вперед. Еще секунда или две…

– Давай! – закричал Тони, и они оба, словно гончие псы, бросились в ноги остолбеневшим полицейским и вместе с ними повалились на мостовую.

Голдберг был свободен.

– Беги, идиот! – крикнул Кон, прежде чем тяжелая рука схватила его за волосы, а другая – за руку.

Однако он не испугался, а вцепился зубами в руку полицейского, и тот с воплем отпустил его.

Оба парня через секунду оказались на ногах и вместе с Голдбергом скрылись за углом, прежде чем двое полицейских, набивших синяки при падении на землю и промокшие до нитки, смогли сделать что-нибудь, чтобы остановить их.

Даже кучер был не в состоянии помочь. Спрыгивая на землю, он запутался в собственном плаще и теперь никак не мог освободиться.

Сержант в отделении услышал шум. Теперь он стоял на ступеньках с какао в одной руке, бутербродом в другой и улыбался до ушей, глядя на трех здоровых мужиков, барахтающихся в грязи.

– Я смотрю, ваши дубинки еще не утонули! – закричал он. – Может, постучите как следует друг другу по голове?

Те ответили, что именно, на их взгляд, ему следует сделать со своим какао.

А через две улицы от этого места, корчась от боли, Голдберг убегал в темноту, и за ним, словно два чертенка, неслись его маленькие спасители.