– Только Тина, – шёпотом ответил Павел. – Обещаю.

– Спасибо.

Она не знала, как так получилось, хотя… Знала, конечно. Догадывалась, что так будет, когда уговаривала Линкольна позволить ей отнести Вагнеру ужин. Капитан, наверное, тоже всё понял, не маленький, но ничего не сказал, даже в лице не изменился, поблагодарил за предложение и разрешил. Но Диккенс до последнего не была уверена, что так будет. Что получится. Но в какой-то момент они оказались совсем рядом – в узком проходе трюма, коснулись друг друга руками… плечами… замерли… а потом Диккенс нашла себя целующей Вагнера – страстно, яростно, жарко… а Вагнера – целующего её. Лёгкое прикосновение превратилось в объятия, которые никто не смог бы разорвать. Даже взорвись сейчас ядерный заряд – Павел и Тина остались бы вместе, так крепко они вжались друг в друга. А потом Диккенс нашла себя стонущей – громко и страстно. И ещё. И ещё… А потом – уставшей, лежащей на груди Вагнера.

Счастливой.

– Я всегда буду называть тебя Тиной.

– Даже при капитане?

– При всех.

– Он спросит.

– Не уверен.

– Почему?

– Насколько я понял, Линкольн сторонник правила: «не спрашивай, не говори». Его не волнуют скелеты до тех пор, пока они в шкафу.

– Иногда они вылезают, – обронила девушка.

– Тогда Линкольн будет очень суров, – усмехнулся Вагнер. – Но мне плевать. К тому же он мне не то чтобы начальник. Временный руководитель.

Диккенс улыбнулась, вновь улеглась кадету на грудь, помолчала, после чего спросила:

– Как думаешь, Бесполезный помчался за Октавией?

– А за кем ещё? – искренне удивился Павел.

– Забеспокоился о ней?

– А кто бы не забеспокоился?

– Ходят слухи, что он стащил у Робинсона автомат.

– И правильно сделал, – одобрил кадет. – Кто знает, что ждёт по пути?