Король смотрел в потолок каким-то застывшим взглядом, странно двигая сжатым ртом, будто пытался изнутри прикусить щеку, чтобы заставить себя молчать. Несколько секунд все нависали над ним, и вдруг Уилфред, натужно кряхтя, кое-как улегся у ног короля, укладывая Розу рядом с собой. Джоанна опустилась рядом с Освальдом, уткнувшись лбом в его плечо, и постепенно все один за другим растянулись на полу Генри тянул до последнего, но в конце концов тоже лег затылком на голенище сапога Эдварда. Так они и лежали под отсветом жуткого зеленого неба, как шахматные фигуры, сбитые с доски, и никто больше не приходил, словно во дворце не было ни слуг, ни придворных – только они.

Генри казалось, что этот день не закончится никогда, но когда он прикрыл глаза, в ту же минуту все почернело, и он не был уверен, что именно сделал: уснул или потерял сознание.

Когда он открыл глаза, вокруг было очень светло, и первым, что он увидел, было небо за окном: синее и яркое, как будто ничего и не произошло. Но у Генри даже со сна не было никаких милосердных иллюзий по поводу того, что он увидит, когда повернется, и чей сапог у него под головой.

Генри сел. Тела были на месте, король сидел рядом, Джоанна тоже, остальные куда-то делись. Под ярким утренним светом Освальд и Эдвард окончательно потеряли сходство с живыми людьми – кожа побелела, глаза ввалились. Генри посмотрел на короля. Тот явно не спал всю ночь, вид у него был измученный и отсутствующий, глаза воспаленные, но он по-прежнему не плакал. Увидев, что Генри проснулся, он с видимым трудом перевел на него взгляд.

– Я еще вчера отправил всех остальных отдыхать. Попросил Уилфреда позаботиться, чтобы каждому выделили комнату и все необходимое, – пояснил он, как будто сейчас это было очень важно. – Не стал вас будить, но теперь вы тоже можете пойти отдохнуть, Генри. Найдите Уилфреда, он распорядится, чтобы Карл подготовил для вас горячую воду и чистую одежду Он как-то странно дышал, словно порции воздуха, которую он способен был вдохнуть, хватало только на пару слов. Но в остальном король говорил с такой методичностью, как будто у него, как и у Генри, осталась в голове область, не разрушенная ужасом, область, которая помнит, что нужно распоряжаться, выдавать указания и решать текущие вопросы, – и внезапно Генри это почти тронуло, потому что такое горе было похоже на его собственное.

– Я сейчас распоряжусь относительно церемонии, – сказал король. – Все тела будут доступны в тронном зале для прощания и почестей до заката, а на закате мы перенесем их на королевское кладбище и там предадим земле.