Он проговорил это без всяких эмоций, как будто зачитывал указ. Генри поднялся и, стараясь ни на кого не смотреть, пошел вверх по лестнице, в свою комнату. По пути он встретил Уилфреда и спросил, где можно взять ведро холодной воды. И зашел за ним на кухню, и унес к себе, и вымылся, не пустив в комнату Карла, который рвался помочь, но Генри не хотел никого видеть. Он вытащил из шкафа темный мундир с серебристой вышивкой на воротнике, надел его и пошел в тронный зал. Там расставляли мощные деревянные столы, слуги ругались об их размерах и о весе, который они могут выдержать, и Генри ушел, потому что не мог на это смотреть. В коридоре он прислонился к стене. У него кружилась голова, и хотелось просто лечь куда-нибудь, но он знал, кого должен отыскать. Он не хотел этого, но желания больше не имели значения.

И он отправился на поиски – волшебный дворец, созданный Барсом из ничего, всегда выводил к тому, кого хочешь наити.

Король был в Золотой гостиной. Он лежал на животе, уткнувшись в зазор между сиденьем и спинкой, и рыдал так задушенно и тихо, что Генри едва расслышал его от двери. Генри вошел в ту же комнату, которую показал ему волшебный город Барса, подошел к тому же дивану и сел на тот же подлокотник.

Тогда он просто видел прошлое, он был невидимкой и не мог ничего изменить, но теперь все было по-другому. И он понял, что должен сделать, это знание ударило его прямо в сердце, и впервые со вчерашнего дня он что-то почувствовал. Король лежал, цепляясь скрюченными пальцами за обивку, он даже не заметил, что кто-то вошел, и Генри протянул руку и коснулся его плеча.

– Посмотри на меня, – сказал он, и король попытался замолчать, сесть и сделать вид, что всего лишь прилег отдохнуть по пути к важным делам, но у него ничего не вышло, и он лег обратно.

– Генри, вы не могли бы подождать снаружи? – хрипло спросил он, прижимаясь лицом к сиденью дивана. – Я сейчас подойду, дайте мне минутку.

– Посмотри на меня, – с нажимом повторил Генри, и король, кое-как оторвав себя от дивана, сел.

Он по-прежнему был без короны и в халате, как ночью. Генри крепко взял его за плечи и посадил прямо. Он знал свой долг, но та трещина, которая появилась в его окаменевшем сердце и начала расти, требовала от него сначала сделать то, чего он жаждал до зуда в кончиках пальцев. Еще недавно ему казалось, что он ничего уже никогда не захочет, поэтому Генри уступил своему желанию – и с силой треснул короля кулаком по лицу.

Тот согнулся, не издав ни звука, и Генри прижал его голову к сиденью дивана, будто хотел ее расплющить.