Светлый фон

— Евсей, — я поморщился. — Не трать время, мое и леса. Я тебе не ведьма, чтобы торговаться. Сколько стоит живой олененок, а сколько — горелый? Не по мне такое. Открывай тропу, я пойду к пожару. А ты уж сам реши, пока меня нет, что тебе не жалко презентовать за огнетушение соседского хозяйства.

Побеги расступились, открывая прямой, как стрела, путь. Не мешкая, я рванул бегом по ней. Евсей расстарался: дорожка лесная сама ускоряла мой бег. На опушку я выскочил, не успев вспотеть. Там меня уже ждала натуральная колея между спелых колосьев, явно работа полевого хозяина.

Не замедляясь, выкрикнул благодарное слово.

— До оврага проход, дальше невмоготу, — прошуршали злаки. — Там ужо близенько... Подбирается.

— Понял, — ответил я коротко, стараясь беречь дыхание. — Остановлю.

Через поля я промчал так быстро, что мог бы претендовать на мировой рекорд в забеге на длинные дистанции. Допускаю, что несся я даже быстрее, чем запущенный несколькими годами позже между Питером и Златоглавой Сапсан. С оговоркой: вместо допинга на скорость повлияли непростые тропки от лесной и полевой нечисти.

У оврага встал, отдышался. Гонимый ветром дым шел впереди огня, да и гул-треск слух уже различал. Совсем близко.

Я пожелал, чтобы лесное бедствие стихло, остановилось на том, что уже пожгло. Треск усилился, языки пламени лизнули ольшаник по краю оврага.

Я приказал огню остановиться. И... ничего не ощутил в ответ. Огонь меня не слышал. Как и почему — эти вопросы могли погодить, лес — нет.

— Как там по старинке стопорили огонь? — заговорил вслух, мне звук собственного голоса помогал сосредоточиться. — Встречным палом? Это мы можем, да, огнегривый?

Тот тоже восторга не испытал, когда меня ослушалось чужое бездумное пламя. И готов был — я это четко ощущал — добавить жару от себя в мою задумку.

— По-о-огнали! — растянул я «о» и огонь на всю длину оврага, даже там, где не видел его.

Огнегривый помог, ему ограничитель в виде зрительной доступности был по боку.

Небо над оврагом полностью заволокло дымом, с бешеным треском сошлись два ярых вала. Столкнулись, стакнулись, сдавили один другого. Я держал багрово-рыжую стену, правил ее, крепил изо всех сил.

Кто пересилит, тот и останется с победой. Дам слабину, отступлю, и пламя, слепая ярость, разольется по округе. Смогу ли я после такого держать в узде свою огневую суть? Едва ли...

Время, кажется, замерло. Сколько длилось наше стояние у безымянного шрама в земле: секунды, минуты, часы? Без понятия, хотя куда вероятнее первый вариант.

В какой-то миг чужое пламя поникло, схлынуло к древесным корням. И, услыхав наконец-то мой приказ, заглохло, разошлось черными дымками.