— В смысле? — реагирует Майко. — Туда можно идти не одной? Ты еще кого-то можешь с собой взять?

— Д-да. Я могу взять сколько угодно людей. Надо только, чтобы они … касались меня… в смысле моего тела… в смысле… ну кожи! — краснеет Грендель, мучительно стараясь, чтобы ее слова не звучали пошло, но безнадёжно проигрывая эту битву.

— То есть… достаточно одним пальцем… и… — она краснеет еще больше. — Я не имела в виду пальцем… чем угодно достаточно… — она прячет лицо в ладонях.

— Еще одна, — ворчит Майко, но уже беззлобно, — да что с вами не так? Понятно же все. Надо перед сном тебя касаться. Чем больше площадь прикосновения, тем лучше. Так?

— Нет! — пищит Грендель из-за плотно сжатых ладоней. — Достаточно небольшой площади! Не надо… всем телом… я же говорю — можно только пальцем!

— Или двумя. — хмыкает Майко: — ладно, мне все понятно. Когда выдвигаемся?

— Куда ты собралась? — хмурится Акира. — Это же сон. Там твои способности будут зависеть не от накачанного тела, а от мозга. От того, насколько гибко ты их сможешь применять. И опасность там реальна. Сиди тут, я сама схожу.

— Акира права, — говорю я, — во сне опасность намного выше, чем в реальной жизни. Я еще ни разу не сталкивался в реальной жизни с тираннозавром-Гитлером, у которого свой шестиствольный пулемет Гатлинга.

— Какие интересные сны тебе снятся, — прищуривается Майко, — зато если мы по дороге зайдем в мои сны, то там тебе определенно понравится.

— И-извините, — снова склоняется в поклоне Майя-Грендель, — я не сказала раньше, но чем больше с нами будет человек, тем больше шанс на то, что мы встретим настоящего Гренделя.

— В смысле? — хмурится Майко. — Какого еще настоящего Гренделя? Мы ж… — она осекается, увидев палец, прижатый к губам Акиры. Молчи, дура — посылает ей сигнал Акира и Майко затыкается. Она, конечно, еще будет возмущаться, но наедине с ней — тогда, когда не будет посторонних. Майко умеет ориентироваться в ситуации и понимает, когда Акира серьезна и надо помолчать.

— … это собирательное название. Я так называю кошмары. У каждого человека есть свои… кошмары. Вернее… — кошмар. Он один и тот же, просто он приходит к нам под разными личинами.

— Тогда это скорее Фредди Крюгер, — говорю я, — приходит во сне, разные личины, если убивает во сне — умираешь в реальности.

— Не знаю кто такой Фредди Крюгер, — мотает головой Майя, — но вы можете называть его и так. Просто… чем сильнее человек его боится — тем тяжелее с ним будет справится.

— Угу. Ясно. — я окидываю внимательным взглядом Акиру. Нет, думаю я, так не пойдет. Акира — она слишком уж правильная. Правильность — это следствие жесткой внутренней дисциплины, которая в свою очередь вызвана страхом. Да, когда человек вырастает и справляется с внешними обстоятельствами, этот страх отступает, но только снаружи. Внутри его остается достаточно. Те, кто все еще стремится соответствовать, побеждать и преодолевать — частно борются сами с собой. Со своими внутренними страхами. Акира очень сильна — как своим даром, так и психологически. Ее внутренний враг — силен не меньше ее, иначе он не был бы ее врагом. Когда-нибудь, когда мы закончим со всем этим бардаком вокруг, мы с ней поедем на море, сядем в открытом павильончике на склоне горы, заварим крепкого чаю и поговорим. Разберемся во всех ее затыках и отпустим это напряжение, которое все еще заставляет ее вытягиваться в струнку и застегиваться на все пуговицы. Когда-нибудь, Акира, когда-нибудь…