Полковник Тайлер сидел в любимом кресле Винса, обитом искусственной оливково-зеленой кожей, с высокой откидывающейся спинкой. Час был поздний, но полковнику не спалось. Он не спал уже трое суток — плохой знак.

Он терпеть не мог темноту. В темноте Сисси пряталась, и хотя ее присутствие нервировало его, оставаться одному было еще хуже. Днем все было хорошо. Днем был свет, был горизонт. По ночам его одолевали сомнения.

Сомнения… и безумие.

Полковнику казалось, что его безумие, некогда прочно запертое, теперь выплеснулось в повседневную жизнь. Оно проявлялось во всем: в Сисси, чья настойчивость стала ненормальной, в уродстве мира, в появлении женщины-насекомого и смерти псевдоребенка Уильяма.

А еще в этот день уехал Тим Беланже — самое дурное из всех предзнаменований. Признак того, что разрушительный процесс перекинулся с второстепенной фигуры Тома Киндла на куда более важную — Беланже и вскоре захватит главных: Ганиша, Джакопетти, Джоуи, даже самого Тайлера…

— Полковник Тайлер?

Он удивленно повернул голову.

В дверях стояла Бет Портер. Он не услышал стука.

— Бет? — откашлявшись, произнес он, принимая облик дневного полковника Джона Тайлера.

Она посмотрела на него и на табельный револьвер на подлокотнике кресла:

— С вами все в порядке?

Кто последним задавал ему этот вопрос? А. У. Мердок. В том городке в Джорджии, Лофтусе.

— Само собой.

— Можно войти?

Он кивнул. Она шагнула в тонкий луч света от лампы и закрыла за собой дверь. Тайлер подумал, что она уже не ребенок, но и не взрослая; у нее были повадки подростка, неосознанная подростковая игривость.

— Что привело тебя сюда в столь поздний час?

— Мне стало одиноко, — ответила Бет. — Я решила, что смогу здесь согреться.

Мэтт с Киндлом приблизились к спиртовке, горевшей у трейлера Эбби, ожидая резкого оклика Джоуи. Пламя отбрасывало длинные неровные тени на алюминиевый борт фургона. Внутри царил мрак, дверь была заперта, но Джоуи и след простыл.

— Наверное, устал и пошел спать, — предположил Мэтт. — Или в туалете сидит.