(1 день до Конвергенции)

И праотец Ворон сказал Первой Женщине: «Расскажи мне истории своего народа, чтобы я знал, кто вы и что вы цените. Если ваши рассказы о воинской славе, я буду знать, что вы цените силу. Если ваши истории о кровном родстве, я узнаю, что вы цените взаимоотношения. Если у вас истории о множестве детей, я узнаю, что вы цените наследие. Но если ваши рассказы о приспособлении и выживании, о долгой памяти и мести, тогда я буду знать, что вы такие же Вороны, как и я. Из цикла «Ворон»,устной истории клана Вороны

И праотец Ворон сказал Первой Женщине: «Расскажи мне истории своего народа, чтобы я знал, кто вы и что вы цените. Если ваши рассказы о воинской славе, я буду знать, что вы цените силу. Если ваши истории о кровном родстве, я узнаю, что вы цените взаимоотношения. Если у вас истории о множестве детей, я узнаю, что вы цените наследие. Но если ваши рассказы о приспособлении и выживании, о долгой памяти и мести, тогда я буду знать, что вы такие же Вороны, как и я.

Покидая Ксиалу, он планировал отправиться на Солнечную Скалу. Празднества в честь солнцестояния все еще бушевали на улицах, и он прошел сквозь толпу людей подобно тени. Когда Ксиала, ведя его через праздник, была рядом, мир казался чудом. Зрелища, звуки и цвета ожили, став в ее повествовании чем-то большим, чем то, что он мог увидеть сам. Эти несколько часов стали самыми лучшими в его жизни, и на мгновение, когда она, выгибая спину и мягко дыша от удовольствия, дрожала под его пальцами в ванне, он задумался, каково это – быть всего лишь человеком. Всего лишь мужчиной.

Перед ним промелькнула иная жизнь. Жизнь, в которой рядом с ним был его клан и его семья, жизнь, где он мог назвать красоты и зрелища Товы своим домом, жизнь, где капитан из тиков просыпалась в постели рядом с ним каждое утро и они пили шоколад по праздникам и бальше на песчаном пляже, играли в игры и смеялись вместе. И тогда у него будут друзья, такие же, как братья на барже, и они с Ксиалой состарятся вместе, окруженные своими детьми, и он будет заботиться о своих воронах, вырезая им дома из дерева, и его единственным отмщением станет удовольствие от долгой и благополучной жизни.

Его наставник Пааде однажды сказал, что боль – единственный друг, что ее нужно приветствовать, как свою любовницу. Тогда Серапио думал, что Пааде имел в виду физическую боль, обжигающее прикосновение ладони к щеке Серапио. Но теперь он понимал, что наставник имел в виду нечто большее. Он не знал, как превратить боль от расставания с Ксиалой в друга, и эта боль тяжело и чуждо засела у него в груди.