Светлый фон

Направо. В любом случае необходимо было повернуть направо. Она пустила свою лошадь в галоп. На следующем перекрестке она успела увидеть, как фигура исчезла за поворотом. Она шла очень быстро, необычайно быстро. Еще три раза фигура исчезала, как только Брисеида находила ее. Возникает вопрос, не делает ли она это специально. Но в следующий раз Брисеида нашла ее стоящей посреди длинного коридора, неподвижно, в тридцати метрах от себя.

Мужчина, одетый в элегантный черный костюм.

Он стоял лицом к правой стене, созерцая картину, висевшую прямо на уровне глаз. Он не пошевелился, когда Брисеида подъехала к нему прогулочным шагом. Она остановилась в нескольких метрах от него, сошла с лошади.

В этом человеке было что-то странное, что заставляло ее молчать. Он напоминал ей кого-то… Оставив своего коня одного, она подошла к нему:

– Месье?

Нет ответа. На его идеально сосредоточенном лице не дрогнул ни один мускул. Брисеида вновь обратила свое внимание на картину, за которой он так пристально наблюдал. Это был лишь темно-зеленый фон, окруженный красивой рамкой из цельного золотого дерева. Она встала еще ближе к нему. Нет, больше ничего не было. Ничего, кроме зелени. Мужчина по-прежнему не реагировал. Брисеида набралась наглости и расположилась прямо перед ним, спиной к зеленой картине. Они были почти одинакового роста. Она потрясла рукой на уровне глаз:

– Месье?

Внезапно она узнала его. Его маленькие черные глаза, его суровый и надменный вид, вид, от которого у нее мурашки бегали по коже всю юность, вид, такой же властный, как у архиепископа Дю Мулена, хотя его нос был больше похож на нос доктора Мулена… Альфред Рише. Точное изображение больницы, на зеленом фоне.

В этот момент лицо Альфреда Рише, казалось, снова напряглось, застыло в совершенно нечеловеческом порыве. Затем его пиджак треснул, и его кожа потрескалась. В ужасе Брисеида сделала три шага назад, наткнулась на край картины и упала назад.

30. Жюль

30. Жюль

Брисеида все еще не сводила глаз с Альфреда Рише. Но теперь он был всего лишь портретом, большой фотографией, висящей на белой, продезинфицированной больничной стене, портретом на темно-зеленом фоне, краска на лице и куртке слегка потрескалась от времени.

Было темно. Позади Брисеиды, на другой стороне небольшого, совершенно нового коридора, тихо жужжал автомат с холодными напитками. Брисеида не знала всех уголков больницы Рише, но это фойе она узнала бы из тысячи: это было фойе нового здания радиологии, которое все еще ремонтировалось. Именно в эту комнату она пришла за кофе для отца и Фрэнсис во время их экспериментов, как раз перед тем, как ее отправили в Цитадель. По ее позвоночнику пробежала дрожь: две белые чашки стояли в луже кофе у раскрытой двери. Чашки, которые она уронила, думая, что за ней наблюдает портрет Альфреда Рише. Она оглянулась на портрет. Действительно ли он наблюдал за ней в тот день? Но внезапно она поняла, что если чашки все еще там, то это потому, что тот вечер, который казался таким далеким, проходил именно сейчас. Во второй раз она вернулась в одно и то же временное пространство. В первый раз ее сопровождал херувим, скрытый под личиной отца… Был ли ее настоящий отец в комнате с МРТ, в нескольких шагах от нее, в конце коридора? Послал ли он ей то сообщение о встрече, чтобы заставить ее вернуться к нему? Чтобы наконец объяснить ей то, что планировал все это время. Она вскочила на ноги.