— У вас, белых засранцев, смерть — кошмар и безумие. У нас кошмар и безумие — жизнь. А вот смерть, спасибо белым засранцам, завозящим сюда «калаши», дело обычное. Эй, поди сюда! — крикнул он куда-то во тьму внешнюю. — Куйя юю!

Тьма сгустилась в чернокожего старикашку, страшного, как жизнь моя. Весь в шрамах, ритуальных и просто так, с усохшей левой рукой, почти без зубов и вытекшим глазом. Выглядел он лет на тыщу, но, учитывая местные реалии, вряд ли был старше пятидесяти. Классический помощник колдуна, мороз по коже.

— Kuleta watoto yatima hapa! — велел ему колдун. — Haraka!

Я к тому моменту достаточно нахватался по верхам суахили, чтобы понять, что он приказал что-то (или кого-то) притащить.

Кошмарный дед приволок пару сильно недокормленных детей. Мальчика и девочку, лет пятнадцати, что в Африке уже возраст… Нет, не согласия, согласия никто не спрашивает, просто пригодности к употреблению в любом качестве.

Мальчиков и девочек мне тут предлагали чуть ли не каждый вечер — и в аренду, и в полное владение. Так что я не удивился. Жизнь здесь говна не стоит, детская смертность чудовищная, дети — обуза, выручить за них пару баксов — сумасшедшая удача. Первое, о чём предупреждают вновь приехавших, — не ведитесь. Это просто бизнес — поймать тупого белого на жалость, впарить ему голодного ребёнка. Бизнес идеальный — вывезти пацана или девчонку из страны уже совсем другие деньги, бюрократия тут дорогая. Поэтому белый, если он не совсем гондон, покормит негритосика, пока сам в командировке, а потом просто оставит, дав немножко денег. Деньги тут же отберут, а дитя перепродадут следующему придурку. А если белый окажется гондон и как-нибудь над ребёнком надругается, то ничего страшного, детей много.

— Ты хотел убивать? Убей их.

— С хрена ли? Они мне ничего не сделали.

— То есть, тебе не всё равно кого?

— Нет. Я хочу отомстить.

Я с пьяной грустью понял, что могу убить детей. Могу убить помощника. Могу убить колдуна. Могу взять в машине автомат и пойти по деревне, поливая её очередями, пока кто-нибудь меня не пристрелит, или патроны не кончатся. (Африканцы отвратительно стреляют, так что ставлю на патроны.) Но это ни хрена не изменит. Невозможно отомстить людям, для которых жизнь — ад, а смерть — обыденность.

— Ты белый дурак. Смерть ничего не меняет. Особенно для тех, кто умер. А если я скажу, что она убила твоих родителей? — Он ткнул пальцем в чернокожую девчонку. — Что тогда?

— Она не могла этого сделать. Она тогда ещё не родилась, поди.

— Именно тогда и родилась, она же импундулу. Абуто, покажи ему.