Ленина в этот раз переводили по квадратам, и переводили долго, потому что Фрол приказал сделать портрет максимально большим, по центру листа, а статьи разместить по краям. Поэтому с портретом братьям пришлось основательно повозиться, а потом Ян долго смешивал краски, стараясь добиться от наипаршивейшей по качеству гуаши нужного телесного оттенка.

– Ян, он у тебя, покойник, что ли? – ехидно поинтересовался Пол, глядя на картонку с гуашью. – Почему у тебя цвет такой получился?

– Какой – «такой»? – хмуро спросил Ян.

– Синий! У тебя будет Ленин, как физрук после пьянки, – заметил Пол. – Добавь красного, оттенок сейчас совершенно неестественный.

– Ага, чтобы он был как физрук во время пьянки. Сгоняй лучше к Фролу, попроси еще одну белую, тут совсем мало.

Белой гуаши и впрямь оставалось маловато, поэтому Пол, отложив заготовку для левого венка, отправился к Фролу. Вернулся он минут через десять, вручил новую баночку краски брату, и критическим взглядом осмотрел лист.

– Как-то уныло, – констатировал он. – Может, мимозу добавить?

– Какая мимоза, восьмое марта было уже, да и зачем она Ленину, он мужчина, – Ян хмыкнул. – Ты лучше венки побольше сделай, и цветов нарисуй, а то у тебя там одни колосья.

Колосьев Пол и впрямь нарисовал много, это Ян верно подметил.

– Сверху цветы дорисую, – согласился Пол. – Давай, лицо ему крась, а то мы тут до ночи просидим. А еще позаниматься нужно.

– Ага, – рассеянно отозвался Ян. Сидеть над стенгазетой до ночи ему и впрямь не хотелось. – Ну-ка, глянь, вроде бы лучше, тебе так не кажется?

Пол с сомнением посмотрел на новый получившийся оттенок.

– Кажется, цвет более натуральный, – согласился он. – Только глаза надо ярче. Очень тускло сейчас, издали вообще не видно.

– Погоди, – вдруг сообразил Ян. – Слушай, а какого цвета у Ленина глаза?

Они посмотрели друг на друга, Пол неуверенно пожал плечами.

– Вроде всегда карие рисовали, – произнес он. – А что?

– Да то, что это лажа, – решительно сказал Ян. – Никакие они не карие. И не серые.

– Тогда синие, – решил Пол.

– А мне почему-то кажется, что зеленые, – покачал головой Ян. – У меня вообще ощущение, что мы его каждый раз рисовали неправильно. Видимо, мелкие слишком были, не соображали, как нужно. Сейчас, по-моему, получилось лучше.

Портрет они, разумеется, изменили – после переноса по квадратам на ватман Ленин слегка похудел, брови его стали тоньше, как-то изящнее, а ещё Ян убрал ему блик с лысины, и сделал побольше волос – когда он рисовал волосы, ему снова стало казаться, что лысина на оригинальном рисунке какая-то слишком большая, несуразно большая. В принципе, в образе Ленина на всех портретах и плакатах Яна всегда раздражали две вещи – лысина и бородка. Он даже себе не мог объяснить, чем именно, и почему они ему не нравились, но не нравились просто ужасно. Словно… словно это было что-то неестественное, неправильное по своей внутренней природе, чужеродное. Ни у него самого, ни у Пола пока что не росли ни борода, ни усы, хотя у ребят постарше из их группы уже пробивались усы и волоски на подбородках, а кое-кто даже начал бриться – по слухам, ранее бритье способствовало максимально быстрому появлению тех самых усиков, которые пропуск в трусики. Ян ощупал свой подбородок, и покачал головой.